Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

БОМБОУБЕЖИЩЕ

Они как будто ехали в вагоне,
Присев на сундуки и саквояжи,
И тусклый мрак казался все бездонней
Среди горой наваленной поклажи.
Который час?… А кто-то бьет в ладони,
Стучится в стены, яростный и вражий…
И люди никли в каменном затоне
И погружались в душные миражи.
Закутаны в пальто и одеяла,
Держа свои наваленные вещи,
Как сторожа, уснувшие устало,
Они, кивая, горбились зловеще…
И плыл вагон к неведомой стране
С толпою, задохнувшейся во сне.

БЕРЛИН

Берлин! О чем кричат развалин груды?…
Сверхчеловек был выскочкой дрянной.
Выстукивали «зигхайль!» ундервуды,
И проходимцы правили страной.
Все страны с городами и нолями
Подсчитаны. Учтен товар живой.
«Немецким чудом» были кровь и пламя,
А «третий рейх» — конторой биржевой.
Они горланят в баре на попойках,
В экстазе фюрер разевает рот:
«Хватай! Громи!» Уже пивная стойка
Линкором грузным в Англию плывет.
И вторят «хайль!» на площадях столицы —
Большое время нынче на дворе.
О славе «рейха» рыжие певицы
Поют с аккордеоном в кабаре.
Конторских книг просматривая графы,
Числом рабов похвастайся, делец!
Продуманы параграфы и штрафы.
Хозяйство — всем хозяйствам образец!
По трупам лезьте! Богатейте! Ну-ка!
Пусть мир в огне, пусть все идет ко дну…
Так, с криком «хайль!» вытягивая руку,
Они голосовали за войну.
Концерн войны. Акционеры смерти.
За битвой битва. Прибыль велика!
И все в порядке. Все идет по смете.
Все сделано как будто на века.
Они считают прибыль и сверхприбыль.
Растет барыш. На чек ложится чек.
Здесь каждый пфенниг — чья-то кровь и гибель,
В проценты превращенный человек!
Завзятый шут и сонный меланхолик,
Банкир и юнкер, скромница и франт,
Непьющий и заядлый алкоголик,
Владелец мастерской и фабрикант,
Матрона и вульгарная кокетка,
Вполне здоровый и едва живой,
Простак и сноб, блондинка и брюнетка,
Судья и вор, заказчик и портной,
Ничтожество и мастер на все руки,
Старушка с муфтой и притонный кот,
Безграмотный профан и муж науки —
Кто не был «цветом нации» в тот год?
Они свистят и топают ногами,
Визжат, хохочут, прыгают, рычат:
«Мы покорим Европу! Фюрер с нами!» —
Флажки на карте тычут в Сталинград.
От вожделенья бьются в лихорадке
И шар земной грозят опустошить,
И все они мечтают — ах, как сладко! —
Что не сегодня-завтра, может быть,
Им пировать и в лондонском Гайд-Парке
И за Урал рвануться напрямик.
Почтамт забит посылками! —
Подарки! Триумф! Фурор! Неповторимый миг!
Берлин, Берлин! Скажи, что это значит?
Вглядись в обломки каменных громад.
Здесь камни, кровью истекая, плачут,
И камни обвиняют и кричат.
Плывет луна в тумане сероватом
Над тишиной безжизненных руин.
Так вот она, жестокая расплата:
В огне и громе битва за Берлин!
Колоколов торжественные зовы
Вновь раздадутся. Ранняя звезда
Уже зажглась. Навстречу жизни новой
Вставай, Берлин, для мира и труда!

ПЕСНЬ О СУДЬБЕ ГЕРМАНИИ

Измученный, я злодеяний счет
И день и ночь без устали веду.
Я числю все, что нес нам каждый год,
Учитываю каждую беду.
Любое беззаконье — на виду,
Мной ни один проступок не забыт.
И вот итог всего: позор и стыд.
Германия! Я здесь учесть готов
Все лучшее, чем славилась, лучась.
Но как достойных чтила ты сынов?
Как с лучшими людьми ты обошлась?
Ты затоптала их и в кровь и в грязь.
Я числю вновь, вновь скорбный счет открыт,
И вот итог всего: позор и стыд.
Высокие дела считаю все,
Попытки к свету обратить свой взор,
Все образы, созвучья в их красе,
Все голоса, входившие в тот хор,
Что к возрожденью звал нас с давних пор,
Они исчезли. Разум говорит,
Что нам остались лишь позор и стыд!
Я счет веду — как страшно он тяжел!
Все от истоков должен я учесть,
Я жизнь свою и ту сейчас учел,
Все вины сосчитал, какие есть:
Когда какую я не понял весть,
Поник душой, признав, что я разбит…
И вот в итоге лишь позор и стыд.
Откуда наваждение пошло?
Как раньше не расправились с таким?
Всегда ли проклинал я это зло?
Всегда ли доблестно сражался с ним?
Всегда ли был в борьбе неукротим?
Не потому ли мысль в мозгу сверлит
Про мой позор и мой великий стыд!
Я как в жару, я срамом окружен.
И приступ скорби мною овладел.
И замер я, страданием сражен.
Сказала Скорбь: «Как мало ты скорбел!»
И Срам сказал: «Ты мало посрамлен!»
Согласный с ними, мой язык твердит,
Что нам остались лишь позор и стыд.
Я снова счет веду щемящий свой,
В реестр чужих свою вину включив.
Гигантское число передо мной!
Когда воспрянем, вины искупив?
Я знаю: каждый, кто душою жив,
Все победит, что родину чернит
Ему же на позор, ему на стыд.
Смотря на груды пепла и руин,
Вы стонете: «Постигла нас беда!»
Но что ж вы все молчали, как один,
В года бесчестья, черные года?
Пришло к нам время правого суда!
И он за то Германию разит,
Что наш народ сносил позор и стыд.
Считаю ложь, безудержный обман,
Все вымыслы коварные лжецов.
Считаю слез пролитых океан,
Несметные шеренги мертвецов.
Товарища предсмертный слышу зов,
Он палачам под пулями кричит:
«Позора хватит! Сокрушите стыд!»
Товарищей я вспомнил имена —
И памятник геройства вдруг возник.
Быть может, слава их воздаст сполна
За все, о чем скорблю я в этот миг?
Нет, доблесть их — скажу я напрямик —
Для трусов не опора и не щит.
И все черней вокруг позор и стыд.
Подсчету не предвидится конца…
Но кто меня от этих мук спасет?
В подсчете — оправдание певца,
Певец за правду голос подает.
Он должен истину узнать, народ,
Хоть груз нести безмерный предстоит:
Позор огромен, необъятен стыд.
И есть ли человек, чей ум бы смог
Определить размер такой вины?
Ведь если в цифрах выразить итог,
Он не охватит всей величины.
Предстать они перед судом должны,
Все те, на ком ответственность лежит:
Пусть испытают и позор и стыд.
За всем следит эпохи строгий взгляд,
Не скрыться никому от зорких глаз.
И пусть пройдут десятки лет подряд —
Потомки будут вспоминать о нас
И будут петь возникшую сейчас
Ту песнь, в которой плачу я навзрыд.
То песня про позор, позор и стыд.
О песня про позор, позор и стыд!
Пропеть ее мне было тяжело.
Скажу я в заключенье, горем сыт:
Решайте, что нас к бездне привело,
И чем отныне мы искупим зло?
Хотите знать, что сердце мне когтит?
Его когтит позор, позор и стыд.
21
{"b":"246907","o":1}