Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Правда постигается всего лучше, когда ее ищут стеная.

БАЛЛАДА О НЕВОЗМОЖНОМ ЧЕЛОВЕКЕ

Жил некогда на свете «невозможный человек». Ко всему невозможному, что делал этот невозможный человек, следует добавить и его невозможное отношение к женщине, которая любила его самозабвенно, всем сердцем. Невозможный человек принимал эту любовь и не мог на нее ответить — он вообще не любил никого, кроме себя, — и он делал все, чтобы всеми возможными способами оскорблять и мучить любящую его женщину.

От времени до времени у него возникала мысль, что у них сложились отношения совершенно невозможные, — и когда он так думал, у него на мгновение появлялось такое чувство, будто в нем живет и некий другой человек, быть может даже возможный человек, — но уж такой маленький, такой не развившийся был этот «другой», что и говорить-то о нем не стоило, — нечто жалкое, убогое, скудное, погребенное глубоко под наростом времени.

Так вот и жил невозможный человек под корой своей невероятной черствости, пока однажды не произошло убийство. В своей любви к невозможному человеку любившая его женщина стала со временем также невозможным человеком и из-за своей несчастной любви приносила невероятные страдания другому человеку, любившему ее всем сердцем, — она мучила и дурачила его, хотя он делал все для того, чтобы быть ею любимым. Наконец и этот третий стал постепенно — от любви своей — невозможным человеком и однажды совершил самое невозможное: застрелил эту невероятно мучившую его любимую женщину.

Когда первый невозможный человек узнал об этом убийстве, ему показалось, будто это он сам совершил его, и он почувствовал, что в нем поднимается «другой», что лопнула и разлетелась в прах его черствая оболочка, и тогда он ощутил прилив невероятной силы, — ему показалось, что это убийство поможет ему убить в себе невозможного человека и стать человеком возможным, точнее говоря — просто человеком.

И тогда невозможный человек воспользовался случаем и взял на себя вину за убийство.

Так как подлинный убийца бежал, потрясенный своим поступком, невозможному человеку удалось выдать себя за убийцу, тем более что сам он был твердо убежден, что является настоящим убийцей, ибо своим невозможным поведением накликал это убийство, а тот, другой, был только исполнителем, заместившим его. Невозможного человека арестовали, и он спокойно ждал приговора.

Он сильно изменился за время, проведенное под арестом. Жалкое, убогое нечто, придавленное в нем наростом времени, росло день ото дня; у него открылись глаза, и он увидел себя и все окружающее в новом свете. Он был счастлив в тюремной камере, как никогда дотоле не был счастлив среди людей; впервые в жизни в этой одиночке он ощутил свою связь с людьми, и весь мир, до самых глубин, открылся его взору.

Правда, теперь его охватил чудовищный страх смерти, и в часы предсмертной тоски он неотступно думал о предстоящей казяи. Иногда он утешался мыслью, что в нем будет казнено все невозможное — и тогда освободится другой, возможный человек. Впервые в жизни, здесь, в одиночном заключении, почувствовал он всю силу любви, все его помыслы были обращены к женщине, в несчастьях которой он был виновен. Порой ему даже казалось, что своей любовью он мог бы вернуть ее к жизни.

Но вышло все по-иному.

Когда в последний день судебного разбирательства был объявлен смертный приговор, перед судьями предстал подлинный убийца и со всей убедительностью доказательств заявил, что именно он убийца.

Завязалась борьба: каждый из них старался выгородить другого. Приговоренный к смерти настаивал на том, что он, и только он, является убийцей, и просил, чтобы приговор был приведен в исполнение. Но его противник предъявил неопровержимые доказательства и убедил судей, что убийца он, и только он, так что суду оставалось лишь отменить первоначальный приговор и признать виновным в убийстве женщины ее несчастного поклонника.

Не помогло первому и откровенное заявление о том, что второй был только исполнителем, что убийство годами подготавливалось им, невозможным человеком; не помогли ему и мольбы — снизойти к нему и разрешить окончить эту невозможную жизнь по-человечески, достойно возможного человека. Не помогло и предложение приговорить к смертной казни обоих, — предложение, которое он выдвинул, когда понял, что его оправдают. И все же его оправдали и насильно вывели из камеры, в которой он стал другим человеком. На свободе он очень скоро снова стал прежним, но так как возвращение в прежнее состояние уже не является простым повторением, но и его усугублением, то этот некогда невозможный человек дошел в своей невозможности до того, что покончил жизнь самоубийством. В минуту просветления, накануне добровольного ухода из жизни, в нем ожил и властно заявил о себе «другой», и тогда он поспешил привести в исполнение свой смертный приговор, чтобы не дойти до пределов невозможного.

Так вот в каждом бесчеловечном и невозможном человеке таятся человеческие возможности, таится возможный человек, проявляющийся отнюдь не всегда столь драматично, как в данном случае. Ведь невозможны люди совсем не от рождения, они становятся невозможными из-за бесчеловечных и невозможных условий. И первым признаком перемены является тревожное осознание собственной невозможности, никчемности, негодности, вызываемое этими невозможными обстоятельствами.

Железо надо ковать, пока оно горячо. Ведь часто бывает, что возможность перемены теплится в человеке одну-единствен-ную секунду.

ЧЕЛОВЕК И ЛОШАДЬ

Это случилось в пору истребления, — когда необозримые пространства были покрыты трупами; когда в городах громоздились горы развалин; когда миллионы людей погибли страшной смертью: сожженные в не гаснущем пламени, задушенные в газовых камерах, спаленные жаром пустыни, замерзшие в ледяных просторах, раздавленные танками или разорванные гранатами на полях сражений, погребенные под развалинами городов, прибитые градом бомб.

Это случилось в пору истребления, — с человеком, долгие годы смотревшим на все это, с человеком, у которого погибли жена и дети, который потерял брата и родители которого, бросив все, бежали куда глаза глядят… Это случилось в пору истребления, — с человеком, который был много раз ранен, лежал во многих лазаретах, который принимал участие в расстрелах и видел, как сотни людей были заживо зарыты в землю, который только что был снова ранен и снова находился на пути в лазарет, где ему должны были отнять руку.

Это случилось в пору истребления, — случилось, что этот человек, в дни, когда умирали сотни и сотни людей, увидел на дороге умирающую лошадь и при виде этой умирающей лошади почувствовал волнение, какого не испытывал никогда, и он понял, глядя на издыхающую лошадь, что он живет в бесчеловечное время, в пору истребления…

Глядя на издыхающую лошадь, он понял, что сам давно перестал быть человеком.

И удивленно смотрел он вокруг, и с удивлением видел, что то были люди, — что это люди, сваленные друг на друга, сгрудились горами трупов.

И тогда впервые осознал он смерть городов, и смерть своей жены и своих детей, — и собственная смерть представилась ему.

Вот какое волнение охватило его при виде умирающей лошади…

Так оно было в пору истребления.

САМО СОБОЙ РАЗУМЕЮЩЕЕСЯ

«Это же само собой разумеется, это естественно, это ясно само по себе» — сплошь пустые, лживые фразы, целью которых было скрыть, что ничто уже само собою не разумелось и ничто больше не было естественным…

Разве как и прежде само собой разумелось, что человек становится человеком только среди людей, что человек нуждается в человеке, дабы стать человеком, дабы он мог остаться человеком? И сколь же противоестественно было в пору истребления говорить естественные вещи, сколь опрометчиво было отстаивать естественное и спорить с теми, кто говорил: это ясно само по себе.

148
{"b":"246907","o":1}