24 сентября Снящийся цветок Я родился в цветущем затишьи деревни, Над ребенком звездилась лазурью сирень, На опушке лесной, светлоюной и древней, И расцвел и отцвел мой младенческий день. Не отцвел, – лишь, светясь, перешел в перемену, За цветами – цветы, к лепестку – лепесток, Опьяняющий ландыш влюбляет вервену, Васильки словно песнь из лазоревых строк. На прудах расцветали, белея, купавы, В их прохладные чаши запрятался сон, И качали мечту шелестящие травы, Был расцветом мой полдень сполна обрамлен. Я позднее ушел в отдаленные страны, Где как сталь под Луной холодеет магей, И цветет булава, ест цветы как тимпаны, Как змеиные пасти ряды орхидей. Я узнал, что цветы не всегда благочестны, Что в растеньях убийственный помысл глубок. Но в Змеиных Краях мне не цвел неизвестный, Мне приснившийся, снящийся, жуткий цветок. Лепестковый кошмар, лепестками обильный, Окровавленной чашей раскрылся во сне, А кругом был простор неоглядный и пыльный, И чудовищный рев был подобен волне. На несчетности душ выдыхает он чары, Захмелевший, тяжелый, разъятый цветок, Чуть дохнет, меднокрасные брызнут пожары, И пролитая кровь – многодымный поток. Эта сонная быль, чаша полная гуда, Смотрит тысячью глаз и стоит предо мной, Из садов Сатаны к нам восползшее чудо, И как мед там внутри – заразительный гной. Российская Держава
Российская Держава, Где все твое величье? Корабль твой старый «Слава» Разбит и утонул. Твои войска бессильны, Умы и души пыльны. Ты в топях безразличья. Твой блеск – далекий гул. Российская Держава, Была ты первой в мире, Страдая величаво В своих стесненных днях. Но вот разъялись хляби, И лик взяла ты рабий. Упившись в диком пире, Проснешься – вновь в цепях. Российская Держава, Твой краткий сон – свобода. Но кто желает права, Тот должен помнить долг. А дикость своеволья Лишь малый миг раздолья. Нет правды у народа, И голос воли смолк. 6 октября Ворожба месяца Месяц бледный ворожил рядами теней, Тень за тенью, призрак призраком гоним. И какой-то бледный голос давних дней Говорил: «Убита птица дней, Стратим». Тень за тенью проходила без конца. Всем родимая покоилась в гробу. Возникали в миге – страх и зыбь лица, И творил холодный Месяц ворожбу. Безглагольная раскинулась страна. Над безгласной, – злой и властный Чародей. Но невольница смеялась, как весна, Что во сне провидит волю близких дней. Безглагольная проснулась вдруг вся даль. Но невольница в весне не знала слов. Праздник воли быстро вырастил печаль. От души к душе глубокий рухнул ров. Звон возник, и обнял благовест всю ширь, Но мгновенно оборвалось пенье птиц. И кривым крылом шарахнул нетопырь. И пошли гулять разбега огневиц. Обезумленная пьяная раба С головы шальной отбросила венец. Не согрелась на пожарище изба, Из разбоя не скуешь златых колец. Тень за тенью. – Что ты сделал? – Я бежал. И чтоб совесть успокоить, я убил. – Пред лицом врага он смирно-тих и мал, С беззащитной у него довольно сил. Кровь за кровью. – Что ты сделал? – Я поджег. И под стоны я плясал, плясал, плясал. – Разум всей страны глубоко занемог. Будет черным цвет, что был чрезмерно ал. Птица вольности великая, Стратим. У нее от моря к морю два крыла. Дни сожженные – слепой и едкий дым. Птица радости убита. Жизнь прошла. 6 октября Седая ночь Охватной ощупью ползет седая ночь, Гася, то тут, то там, ликующие пятна Последних пламеней, и тает безвозвратно Древесных яхонтов живая узорочь. Под утро встанет вихрь, и все их сбросит прочь. Не верится, что май дышал здесь ароматно, Что зацветал июнь, что август благодатно Всем самоцветам дал играющую мочь. Узорный дом молчит. Покой его могилен. Воспоминания попрятались в углах. Но крайней алости еще придет размах. Синь-пламень дьявольский в сердцах незрячих силен И красный ждет петух, чтоб вдруг завихрить страх. Глазами круглыми уж с ним стакнулся филин. 8 октября Упрекающему меня Может быть, судить я вовсе недостоин, Может быть, что гнев совсем не мой удел, Сладкопевец я, создатель дум, не воин, Штык не поднимал, в окопах не сидел. Может быть, ты прав; Красивее величье, Помнить высоту, и все прощать в других. Быть как Океан, в пустыне безразличья Накоплять волну, роняя в Вечность стих. Нет, я не могу, в зеркало покоя, Не смотрясь в него, роняю – вот – разбил. Миллионы душ в тисках огня и зноя, Петь, как раньше пел, сейчас нельзя, нет сил. Не судить хочу, но только всею болью Раненой души я должен восстонать, Что постыден тот, кто к своему раздолью Допустил врага, не защищая Мать. Каждому из нас таинственная Пряха Выпрядет удел. Но знаю лишь одно: – В Море я тонул, не ощущая страха, Океан решил – не взял меня на дно. Смерти пожелав, измерил высоту я, Ясный, падал вниз, бросая мир людской. Рок так пожелал, что здесь напевы тку я, Но пишу стихи я сломанной рукой. Рок пошлет в огонь, – и ринусь я с размаха, Ибо не пойму, как можно трусом быть. Знаю острие единого лишь страха: – Страшно низким стать, и сердце ослепить. Так пойми же ты, что сердце в них слепое, В тех, кто не хотел за свой вступиться Дом. И они себя слепят еще и вдвое, Отрекаясь быть с им посланным крестом. |
