Он предупредил Маргрету, что если она скрыла что-либо, то будет наказана за обман.

Раз в месяц Маргрета ездила в Хорсерёд и в течение часа беседовала с Мартином под строгим наблюдением тюремщика. Случалось, что он прерывал беседу, когда она касалась условий в лагере или хода военных действий или чего-либо, что, по мнению тюремщика, являлось политическим вопросом. Заключенные очень мерзли в эту зиму, но говорить об этом запрещалось параграфом пятым устава.

Маргрета обычно ездила вместе с женой Адольфа из Преете. Встречалась и с женой Магнуссена, приезжавшей из Лолланна. Фру Магнуссен была величественной седовласой женщиной, мужественно шагавшей в лыжных ботинках, с рюкзаком за спиной по двадцатиградусному морозу. Автобусы запаздывали из-за снежных заносов. Всюду приходилось подолгу ждать. Затемненные станции. Переполненные поезда.

Фру Магнуссен пригрозили лишить свиданий за то, что она, по мнению инспектора Хеннингсена, «непристойно отзывалась о политическом положении». Письма ее мужа редко пропускались цензурой Хеннингсена. В частных письмах старшего учителя инспектору Хеннингсену мерещились зловредные намеки на его персону. Статья, написанная Торбеном Магнуссеном для журнала «Флора и фауна», была задержана, поскольку скромные размышления старшего учителя по поводу жизни гусениц acilius sulcatus были восприняты Хеннингсеном как злостная политическая пропаганда.

Суровая зима изобиловала странными явлениями природы. Однажды, когда Маргрета, жена Адольфа и фру Магнуссен отправились в Хорсерёд с рюкзаками и узлами, при восьмиградусном морозе полил дождь. Земля покрылась толстым слоем блестящего льда. Березы и ели сгибались под его тяжестью. Обледеневшие ветки хрустели и звенели. Телефонные и электрические провода свисали вниз веревками, лопались и падали. На мили кругом холодная безжизненная пустыня напоминала лунный ландшафт.

Медленно и осторожно двигался по этой пустыне автобус. В такой дождь и мороз нельзя было надеяться, что автобус сумеет вечером отправиться в обратный путь. Огромные ледяные сосульки свисали с окон бараков. На часовых обледенели шлемы и винтовки. В лесу с треском и звоном ломались ветки и льдинки.

С началом зимы в лагере развернулись ремонтные работы. Мороз положил им конец, и некоторые бараки стояли на цементных столбах без фундамента. Сквозь доски пола дуло. Старшего учителя Магнуссена мучил ревматизм, он просил жену прислать ему плетеные туфли. Надзиратель, следивший за беседой, навострил уши. А когда Магнуссен сказал, что торф плохой и невозможно согреть камеры, он прервал беседу. Запрещено критиковать торф в лагере, это нарушение устава.

Фру Магнуссен спросила мужа, был ли он у врача, нельзя ли получить какое-либо лекарство от ревматизма.

— Мне дали несколько таблеток аспирина, — ответил Магнуссен. — Здесь это универсальное средство. Его дают при глазных болезнях, при болях в желудке, при авитаминозе. Лагерный врач не интересуется нашими болезнями, считает нас всех симулянтами.

Беседу прервали. Если Магнуссен не может научиться вести беседу в пристойной форме, ему откажут в посещениях. Этот человек, несмотря на возраст и седую бородку клином, явно был личностью подозрительной. Инспектор Хеннингсен держал его под наблюдением. Он лично проверял его переписку и не пропускал ничего, в чем, по его предположению, содержалась завуалированная критика условий в лагере или политического положения в стране. Он был убежден, что интерес Магнуссена к естествознанию был лишь камуфляжем политической и заговорщической деятельности. А когда фру Магнуссен принесла в своем рюкзаке такие книги, как труд Брохера о дыхании бабочек и Майнерта о щупальцах-антеннах, выпускаемых гусеницами, инспектор Хеннингсен позаботился о том, чтобы подобные произведения не были допущены в лагерь Хорсерёд.

Не допускалось и многое другое. Жена Адольфа при свидании с ним узнала, что он не получил посланного ему табака.

— Требуй квитанции на все, что ты посылаешь или передаешь в лагерь, — сказал Адольф.

— Я просила дать мне квитанцию. Сказала, что в тюрьме Вестре их давали на все, что передавалось заключенным. Но инспектор сказал, что это излишне, что форма датских служащих — лучшая гарантия.

— Этот мерзавец сам крадет табак, — возмутился Адольф. — Знаешь что, заяви в полицию, что он вор!

— Тс-с, тс-с, — зашикал надзиратель, присутствовавший при свидании.

— Но разве это не возмутительно? — горячилась жена Адольфа. — Бегаешь от торговца к торговцу, чтобы достать немного табаку, друзья и товарищи отказываются от своего пайка, а тут его крадут! Это же наглость!

— Да, конечно, — подтвердил надзиратель. — Только пе говорите так громко.

Надзиратели были разные. Большинство из них со временем стали вести себя вежливо, не прислушивались к тому, о чем говорят супруги, и не доносили инспектору, что слышали при свиданиях. Надзиратель, присутствовавший при свидании Мартина и Маргреты, был человеком порядочным и не сообщал, как обязан был по инструкции, о некоторых высказываниях. Он не прерывал их, когда они говорили о холоде в бараках, о плохом торфе, и не проявлял излишнего интереса к их частным делам.

Теперь Маргрета не скоро сможет приехать сюда. Нелегко совершить такую поездку с грудным ребенком. А что произойдет до их новой встречи? Зима кончится, и с новой силой развернутся военные действия. Что это принесет заложникам?

Лед покрывал лагерь, лес, весь ландшафт. Березы сгибались до земли. Высокая изгородь из колючей проволоки, окружавшая лагерь, казалась безумной сюрреалистической конструкцией чудовищной, отвратительной формы. Телефонный столб свалился и загородил дорогу. Движение прекратилось. Автобусы не ходили. Не известно, ходят ли еще поезда.

Женщины шли по ледяному насту, окруженные призрачными тенями. Медленно и осторожно они продвигались вперед — беременная Маргрета и фру Магнуссен с запрещенными трудами Брохера и Майнерта в рюкзаке, жены Адольфа и адвоката Рама, еще несколько жен из Копенгагена и из далеких провинциальных городов, целый караван женщин, растянувшийся по безжизненной ледяной пустыне.

Фру Магнуссен знала местность и сказала, что до станции Квистгор ближе, чем до Хельсингёра. А как быть с обратными билетами? Будут ли они действительны? Обойдется, решила фру Магнуссен и повела женщин за собой, указывая им дорогу. Но оказалось, что до Квистгора совсем не ближе, и путь был еще труднее. Через Хорсерёд Хейн, через острова, по озеру Гурре и Нюруп. Фру Магнуссен бывала здесь летом, но теперь все изменилось до неузнаваемости. Караван терпеливо следовал за ней, веря в своего проводника.

Дождь перестал, но начался ветер. То и дело раздавался звон падающих сосулек. Предметы потеряли свои очертания, природа лишилась красок, согнутые деревья, сломанные суки, приникшие к земле живые изгороди и кустарники, серое небо — все это создавало впечатление конца света.

Угнетенное настроение несколько рассеивалось от встреч с людьми, от звука людских голосов. Почтальон с трудом пробирался по дороге, таща за собой велосипед. Какой-то мужчина пытался поднять упавший забор. Дети забавлялись удивительными ледяными сосульками. Жизнь на земле еще не прекратилась. Лаяли собаки. Из обледеневших труб поднимался дым.

Путь был долог. Трудна была жизнь этих женщин, с длинными переходами, долгими ожиданиями, нехваткой денег и другими заботами. Власти не облегчали им жизнь, конторы по социальным делам не баловали. Когда они обращались к министрам или к созданной в связи с принятием закона о запрещении коммунистической деятельности комиссии ригсдага, их встречали отнюдь не доброжелательно и любезно. Ваши мужья сами во всем виноваты, пусть пеняют на себя, сказал им старый премьер-министр — лидер рабочих. Милые дамы, это еще вопрос — удастся ли мне спасти головы ваших мужей! — заявил министр юстиции Ранэ. Расмус Ларсен и сотни других председателей местных контор по социальным делам высказывались в том же духе.

Перед самым Квистгором пошел снег. Ветер крепчал. А когда они вошли в нетопленный вокзал Квистгора, разразился снежный буран.