— Надо начинать с детей, — сказал учитель, — Они — наша надежда. Береги своих детей, Маргрета! И сами будьте осторожнее! Спасибо, что проводили меня и выслушали своего старого учителя! Покойной ночи!
Они пожали в темноте руки.
— Покойной ночи, господин Тофте!
— Вот если бы можно было объяснить как следует свои мысли, — сказала Маргрета, когда они снова сели на велосипеды. — Это очень просто, но как трудно объяснить это словами.
— Трудно, потому что другие и не представляют, в чем тут дело, — ответил Мартин, — Они не понимают классовой борьбы. Надо начинать чуть ли не с сотворения мира, когда хочешь им растолковать что-либо. Я хотел было объяснить это Тофте, но потом раздумал. Не могу же я, среди ночи, на проезжей дороге, делать длинный доклад. И все равно это было бы бесполезно.
— А ведь учитель Тофте умный человек. Он знает о звездах все, что только возможно — об Орионе, Плеядах и метеоритах. Решительно все ему известно.
— Но он ничего не знает о классовой борьбе.
Они вошли в свой дом и заперли дверь. В комнате громко тикали часы. Слышно было, как в соседней комнате дышат дети. Маргрета укрыла их получше, они не проснулись. Кошка спала в кроватке Розы. Девочка лежала неудобно, как-то наискосок, потому что кошка любила спать посредине кровати и во сне раскидывалась. Маргрета отпихнула ее в сторону.
Вот еще один день прошел, подумала Маргрета. Все вокруг было тихо и спокойно. В траве возле дома сопели ежи, — в эту пору года у них появлялось потомство. И звезды сияли на небе, но как знать, может, и там, в вышине, тоже нет мира. Вот, например, этот охотник Орион, он никак не хочет оставить в покое несчастных Плеяд.
В замке Фрюденхольм все еще горел в окнах свет.
25
На обширных полях поместья Фрюденхольм бравые охранники собирали урожай драгоценного зерна. Граф верхом на коне объезжал свои владения, и две чистокровные овчарки носились возле всадника, высунув красны.? языки, с которых стекала слюна, и пугали работником, убиравших урожай.
— Датский фронт! — вскинув вверх кнут, приветствовал граф охранников. А они хором отвечали:
— Датский фронт!
Ни окружной начальник штурмовиков граф Розенкоп-Фрюденскьоль, ни местный — Нильс Мадсен не имели причин быть недовольными. Они выступали против существующей государственной системы. Однако оба они нажили кучу денег на законе о поставках зерна, принятом ригсдагом к их выгоде. Их состояния все росли и росли. В лесах графа буковые деревья подорожали еще до наступления зимы. И на болоте Нильса Мадсена торф поднялся в цене, хотя батраки даже не начинали резать его на прямоугольные куски.
Союз земледельцев Нильса Мадсена и национал-социалистская рабочая партия Дании объединились в силу братской общности и на почве непримиримой борьбы против существующей системы и ее приверженцев — против той парламентской формы государства, которую они требовали заменить государственным строем с персональной ответственностью.
На первых порах они получили лишь экономические преимущества. Их политические расчеты на девятое апреля не оправдались. Мариус Панталонщик не стал министром.
Граф Пребен и Нильс Мадсен единодушно пришли к выводу, что приверженцы существующей системы коварно пытаются опередить их, чтобы не допустить захвата власти национал-социалистами. Их фюрер писал в газете «Федреландет»:
«С неописуемым бесстыдством приверженцы существующей системы отрицают теперь все, что до сего времени защищали, и с жалкой беспомощностью пытаются сделать из себя поборников идей, за которые мы, национал-социалисты, боролись свыше десяти лет».
В июле месяце правительство было реорганизовано. Это произошло в результате тайных переговоров между руководителями партий, финансистами и королевской властью. Правительственное большинство вынуждено было пойти на уступки своим политическим противникам ради духа национального сотрудничества. Большинство населения голосовало за социал-демократов, однако из двенадцати министров нового правительства лишь четверо были социал-демократами. Три министра не были даже депутатами парламента. Одним из таких людей, не принимавших ранее участия в политической жизни страны, был прокурор по особым делам Нильс Хернилль, который неожиданно для него самого был выдвинут на пост министра юстиции. Министром иностранных дел назначили пожилого помещика юнкерского типа. Ему принадлежала часть акций акционерного общества «Дагбладет», и он являлся его председателем. Помещик слыл дружелюбно настроенным к немцам, хотя вообще-то он человек недоброжелательный, — сказал про него старый премьер-министр. На пост министра общественных работ выдвинули более молодого, миллионера из Цементного треста. Он был известен своими симпатиями к Англии, но проявил себя как многосторонняя личность и умел приспосабливаться к обстоятельствам. Вступив на свой пост, он счел необходимым сообщить общественности о мотивах, которые им двигали:
— Если я, не политик, согласился на предложение войти в реорганизованное коалиционное правительство, то это объясняется тем, что я руководствовался лишь интересами нации, считая своим долгом содействовать перестройке экономической и общественной жизни в Дании. Это диктуется изменившимися условиями, вызванными новым положением в Европе, при которых датскому народу придется в дальнейшем работать и жить.
От имени коалиционного правительства министр иностранных дел составил заявление, ставшее историческим:
«…Благодаря великим немецким победам, поразившим и восхитившим мир, в Европе началась новая эра… Отныне задача Дании — занять свое место в необходимом для нее активном сотрудничестве с Великой Германией».
Это заявление было не только передано для опубликования в прессе, но в виде ноты послано в Берлин с директором Министерства иностранных дел, который совместно с датским посланником в Берлине вручил ноту немецкому правительству, что приравнивалось к государственному акту.
Главой правительства по-прежнему оставался старый социал-демократический премьер-министр. Знакомый всей стране бас звучал в репродукторах. Министр проникновенно говорил об изменениях в привычном течении жизни и о чрезвычайных обстоятельствах, вызванных происшедшими в стране событиями, и пр. и пр.
Не без волнения писал в «Дагбладет» редактор Енс Ангвис:
«Никогда еще с момента создания июньской конституции[26] ни одно датское правительство не выступало с такой глубоко продуманной политической и хозяйственной программой, как теперешнее… В Европе нового порядка, чьи контуры все отчетливее начинают вырисовываться, Дания охотно внесет свой вклад в экономическое сотрудничество с Великой Германией».
Некоторые датчане охотно соглашались внести свой вклад в экономическое сотрудничество с Великой Германией. Например, на это согласились тридцать фирм. Они хотели ускорить победу Германии, строя для нее бомбоубежища и укрепления, покрывая цементом пахотные земли Дании для аэродромов и стартовых площадок немецких бомбардировщиков. Сначала было тридцать фирм. Потом их стало больше, и делали они это не ради выгоды, а в интересах родины. И лишь скрепя сердце брали прибыли — десять, пятьдесят, сто процентов. Правительство заявило, что именно по его просьбе датские фирмы производили работы для немецкого вермахта. Однако исключительно на добровольных началах, как сказал директор Министерства иностранных дел Союзу предпринимателей в ответ на их просьбу дать им директивы. И фирмы добровольно принесли себя в жертву.
Гражданское самосознание и самоотверженность были лозунгом дня. Исходя из национальных интересов, руководитель Цементного треста занял пост министра общественных работ. Народ прозвал его «цементным министром». Один из директоров этого треста работал в Министерстве иностранных дел совершенно бескорыстно, не получая жалованья. Он приходился дядей «цементному министру»[27].
