Якоб молчал.

— Да, господин Эневольдсен. Вас мы, к счастью, смогли избавить от неприятностей и надеемся, что сможем это делать и впредь! Но поймите, что поведение Оскара Поульсена может стать опасным для его товарищей по партии.

— Каким же образом?

— Мы — датская полиция — хотим пощадить как можно больше коммунистов, хотя нам известны и их настроения, и прежняя деятельность. Но такие люди, как Оскар Поульсен, мёшают нам. Мы очень хотим помочь людям, но считаем, что услуга должна оплачиваться услугой.

— Я вас не понимаю, — сказал Якоб.

— Да, да. Подумайте о том, что я сказал. И если у вас есть что-то на сердце, вы всегда можете обратиться к Хансену или Тюгесену, Полицейское управление в Копенгагене, Отделение «Д», второе инспекционное бюро копенгагенской полиции.

— Большое спасибо.

— Запишите этот адрес, господин Эневольдсен!

В особой картотеке Отделения «Д» рабочий молочного завода Оскар Поульсен значился как член «центральной организации коммунистической партии». В ту пору, когда он жил в Копенгагене, «центральной организацией» называлась партийная организация в центре города, в которой Оскар Поульсен был рядовым членом.

Но сыщиками Отделения «Д» слова «центральная организация» были поняты как «Центральный Комитет», предполагалось, что Оскар Поульсен является членом главного руководящего органа партии. Поэтому-то его и разыскивали так энергично.

Такие ошибки случались. Иногда людей арестовывали и интернировали просто из-за сходства фамилий или из-за опечатки. Полицейский комиссар Хорсенс высоко держал авторитет отделения и старательно препятствовал признанию или исправлению ошибок.

Для сыщиков наступили страдные дни. Надо было следить за квартирами и входными дверями. Исследовать мусорные ведра. Сотни частных писем отпаривались и вскрывались, подслушивались телефонные разговоры.

В начале июля стало известно, что министр юстиции Нильс Хернилль всего после года службы подал в отставку. Его преемником был назначен начальник государственной полиции Й. Э. Ранэ. В этой связи премьер-министр, как отец своего народа, пожелал обратиться к населению по радио.

— Назначая Ранэ министром юстиции и изменяя сущность полиции включением ее в Министерство юстиции, мы стремились дать понять, что ныне полиции отводится очень важное место и что сохранение порядка и спокойствия — это главное условие существования в теперешние времена. Новый министр юстиции на своем посту начальника полиции действовал, руководствуясь объективными побуждениями, и он намерен и впредь проводить ту же политику. Я призываю население отнестись к нему с полным доверием и оказывать ему помощь, если таковая потребуется. Ему доверен трудный и высокий пост.

Первая задача нового министра юстиции была не из легких. Нужно было придумать параграф закона для совершаемых беззаконий. Министр иностранных дел намекнул, что необходимо найти законный предлог для запрещения коммунистической партии. В правительстве обсуждался вопрос о том, как быть с мандатами коммунистов в ригсдаге. В нарушение конституции разрабатывался параграф о наказании за все, что произвольно можно было назвать коммунистической деятельностью и пропагандой. А также параграф о конфискации собственности и архивов партии. Кроме того, предусматривались полномочия на профилактическое лишение свободы граждан, которые, по предположению министра юстиции, могли рано или поздно заняться коммунистической деятельностью или высказывать коммунистические взгляды.

Фокус придания всем этим беззакониям формы законности требовал немалой артистической ловкости. И даже величайшее искусство и изобретательность не могли гарантировать, что суды признают эти меры законными.

А потому министр юстиции Ранэ счел нужным заранее возложить соответствующие обязательства на суды. Он решил поделиться своими планами с председателем Верховного суда, который после девяноста лет существования конституции по-прежнему был ярым сторонником самодержавия и считал конституцию проявлением модной распущенности. Давняя дружба связывала обоих юристов, у которых, несмотря на большую разницу характеров, были и общие взгляды и симпатии. Добродушному и общительному министру юстиции не стоило большого труда уговорить несколько сухого и замкнутого председателя Верховного суда помочь выработке нужных законоположений. В задушевной беседе друзья обсудили проблемы судебной практики, отмененной уже указом Эрика Клиппинга в 1282 году. Председатель Верховного суда высказал ряд оригинальных идей и предложений к законам, он был человеком без предрассудков, сразу понял суть дела и заранее предопределил решение тех вопросов, которые позже подлежали рассмотрению Верховного суда.

В Дании жилось хорошо. «Положение в этой оккупированной стране далеко не такое тяжелое, каким оно представляется многим за пределами Дании», — писала одна шведская газета. Это была «Афтонбладет»; в нейтральной стране она ратовала за новый порядок в Европе под эгидой Германии. Редакция газеты прислала своего корреспондента по политическим вопросам в оккупированную Данию, он разъезжал со всеми удобствами по прекрасной в летнее время Северной Зеландии, и всюду его кормили изысканными кушаньями. В Копенгагене ему удалось получить интервью у старого премьер-министра, отца Дании.

Шведский корреспондент и датский премьер встретились в ресторане на Лангелиние за богато сервированным столом с холодными и горячими блюдами, с большими рюмками ледяного шнапса, с видом на «Русалочку» и голубой пролив. Все вокруг дышало миром и покоем, совсем как в то апрельское утро, когда немецкие войска высадились на Лангелиние, не встретив помех со стороны датской обороны, ее морских фортов и минных заграждений.

Премьер-министр был в прекрасном настроении, его светлая борода излучала сияние, он улыбался теплому августовскому солнцу и радовался, что все обстоит так хорошо…

— Дания оккупирована, и это, конечно, печально, — сказал премьер-министр. — Однако страна сохранила самостоятельность и сама осуществляет административное управление. Достигнуты большие успехи; занятость, например, возросла. Сорок тысяч датских рабочих получили работу в Германии, и, насколько премьер-министру известно, они очень довольны. И в самой Дании ведется большое строительство, прокладываются новые дороги и — что очень важно — налаживается связь с Германией через Фемерн. Будущее нам улыбается.

На вопрос о взаимоотношениях между датчанами и немцами премьер-министр сказал, что иногда возникают неприятные инциденты, но в основном отношения хорошие. После того как немцы начали поход против большевизма, в датском общественном мнении произошел поворот в пользу немцев и Германии…

— Мы в Дании прекрасно понимаем, что в Европе установится новый порядок и что это внесет изменения и в нашу жизнь, — сказал датский премьер-министр. — Эти неизбежные изменения будут осуществлены под руководством Германии, но мы надеемся, что новый порядок будет вводиться постепенно, темпами и методами, наиболее подходящими для Дании и датчан.

Августовское солнце сияло над Лангелиние. С судоверфи слышались удары молота по стальной обшивке. Немецкий истребитель производил учебный полет над проливом и пикировал с отвратительным воем. Жители Эстербро совершали свою обычную послеобеденную прогулку, приветствуя друг друга и холодно оглядывая встречных немецких солдат. Девиц, гулявших с немцами, также встречали недоброжелательные взгляды земляков.

В проливе не было видно ни одного парусника. В порту царила воскресная тишина, краны не двигались, курсировали только датские каботажные боты да грузились несколько немецких судов, а с финского парохода выгружали лес. Паром на Мальме ушел в рейс без пассажиров.

Премьер-министр выпил последнюю рюмку коньяку со своим шведским гостем; прощаясь, он улыбнулся оптимистически, с верой в будущее. Все будет хорошо. И настоящее и будущее представлялось в самых радужных красках для Дании и датского народа. Его последняя фраза звучала так: