Двенадцать лет спустя вспыхнуло мощное, хотя и скоротечное восстание в Москве — знаменитый «медный бунт» 25 июля 1662 года. Его участники — столичные посадские люди и часть стрельцов, солдат, рейтар московского гарнизона — предъявили царю Алексею Михайловичу свои требования. В известной мере повторилось то, что произошло во время «соляного бунта». Но обстановка к тому времени изменилась довольно заметно, поэтому и ход восстания и его финал существенно отличаются от того, что было в начале правления Алексея.

Недовольство московского люда и по всей стране нарастало давно. Еще в октябре 1 653 года власти приняли решение о воссоединении Левобережной Украины с Россией. Началась война с Польшей, длительная и изнурительная. Продолжалась она до 1667 года. Одновременно, в 1656–1658 годах, велась война со Швецией. Правительство объявляло сборы воинов, «даточных людей». Резко возросли налоги с посадских людей и крестьян. Помимо обычных, очередных, взимали чрезвычайные — «пятинные деньги» в размере 5, 10 и даже 20 процентов всех доходов.

Но расходы были огромными, и средств не хватало. Уже в мае 1654 года власти приказали чеканить новые серебряные деньги — из 893 620 немецких ефимков (так в России именовали иоахимсталеры) изготовили столько же русских рублей, хотя официальная цена ефимка составляла 49–50 копеек. Казна получила 100 процентный доход от перечеканки. Одновременно из 10 тысяч пудов меди начеканили медные деньги. Из одного фунта (400 граммов) меди стоимостью 12 копеек изготовляли 10 рублей. В итоге получили 4 миллиона рублей, вместе с серебряными — около 5 миллионов. Потом чеканили еще и еще.

Масса медных денег, которые, по мысли инициаторов реформы (в качестве таковых современники и документы той поры называют окольничего Ф. М. Ртищева, патриарха Никона, думного дворянина А. Л. Ордина-Нащокина), должны были заменить серебряные, поступала в обращение, на рынок. Медные деньги принимали по цене серебряных, но потом, несколько лет спустя после начала реформы, началось их обесценивание. Их количество во много раз превысило стоимость товаров, поступавших на рынок. Цена медных денег с конца 50-х годов падает, чем дальше, тем больше. В 1660 году за одну серебряную копейку давали 1,5 медной, в 1661 разрыв увеличивается до 1:4; в 1 662-м — от 1:6 до 1:9; в 1663-м — от 1:10 до 1:15.

Торговцы на рынках, ратники в армии отказывались принимать медные деньги. К тому же в обращение поступило большое количество фальшивой монеты. Делали ее мастера государевых денежных дворов, другие фальшивомонетчики. С помощью операций с фальшивой монетой наживались многие богатые и знатные люди — купцы, бояре, дьяки, даже приближенные царя Алексея, в том числе, по сообщениям современников, его тесть и глава правительства боярин И. Д. Милославский.

Стремительно выросли цены на хлеб и другие продукты питания. К этому прибавились страшная чума 1654 года, неурожаи 50-х годов, поражения на военных фронтах, тяжкие поборы и повинности. В стране разразилась настоящая финансовая катастрофа. Начались голод, спекуляция. Служилые и посадские люди заваливали приказы челобитными, жаловались на тяжелое, безвыходное положение, просили о материальной помощи. Многие воины бежали из армии, где к весне 1662 года назревало восстание.

Правящие верхи в начале 60-х годов проводят совещания с представителями посадского населения, выслушивают их жалобы и рекомендации. «Великая нищета и гибель большая, — говорили представители черных сотен и слобод, — чинится хлебной цене и во всяких харчах дороговь великая… от воровских медных денег»; «и мы, чернослободцы, от такой хлебной и всякой дороговли и от медной деньги вконец оскудели».

Правительство объявило монополию казны на продажу иностранцам на серебряные деньги шести «указных» товаров (пенька, поташ, говяжье сало, смольчуг, юфть, соболя). Оно надеялось выручить за них большие деньги и поправить дела. Все «указные» товары реквизировались у торговцев, владельцев. В начале июля 1662 года объявили об очередном сборе «пятой деньги» с торговцев и ремесленников; со всех остальных — по полтине со двора. На 1 октября назначили второй сбор «пятой деньги» со всего населения. Начался розыск фальшивомонетчиков, выявивший причастность к махинациям ряда видных деятелей правительства. Многих фальшивомонетчиков казнили, их имущество конфисковали. Следствие закончилось к началу июля и взбудоражило простых людей: ряд руководящих приказных деятелей (в том числе заместитель Милославского в Приказе Большой казны, который ведал сбором налогов) получили отставку.

В Москве давно уже было неспокойно. Месяца за три до восстания чернь вела разговоры о предстоящем выступлении, погроме дворов И. Д. Милославского, богатого гостя В. Г. Шорина «и иных богатых людей за измену в денежном деле, будто он, Василий (Шорин. — В. Б.) да кадашевец (житель Кадашевской слободы в Москве. — В. Б.)... деньги делали».

За несколько дней до бунта на Сретенке, Лубянке, Покровке, в Котельниках появились «воровские листы» — прокламации. Рано утром в день восстания на той же Сретенке «был… у мирских людей меж собою совет о пятинной деньге».

Восстание готовилось заранее. Его участники собирались выступить под лозунгом боярской «измены». И. Д. Милославский, И. А. Милославский и другие руководители правительства, гости В. Шорин, С. Задорин и прочие обвинялись в сношениях с польским королем, которому они будто бы отпускали… «казну… пороховую и денежную многую», в разорении государства, в том, что в Москве мало войска и съестных припасов, солдаты умирают с голода из-за скудн‹рго жалованья, которое к тому же выдают медными деньгами, и врагу будет легко взять столицу. Жаловались составители «листов» на медные деньги, высокие цены на соль и прочее, на насилия и взяточничество бояр — «изменников», требовали их наказания. В целом требования низов, отразившиеся в «листах», сводились к снижению налогов, прекращению злоупотреблений правящих лиц, богачей, их наказанию.

Часов около 6 утра 25 июля состоялся совет «мирских людей» на Сретенке. Тут же, около Лубянки, стрелец Кузьма Нагаев, пришедший сюда с Трубной площади, прочитал «лист». Собралась большая толпа возмущенных людей, которым Нагаев «чел миру не в одном месте и говорил, чтоб стоять всем на изменников», то есть призывал к восстанию. Закончив чтение, направились к Красной площади. Здесь у Земского приказа (стоял, на месте нынешнего Исторического музея) при большом стечении народа («яко полки») прокламацию прочитали снова, Г. Котошихин, служивший в Посольском приказе подъячим, писал, что здесь собралось до 4–5 тысяч человек. То же происходило и в других местах.

Волнение охватило весь город. Со всех сторон к центру города бежали люди. А в слободах, где стоял полк А. Шепелева, ударили в барабаны, и солдаты, не слушая своих командиров, двинулись к Серпуховским воротам. Очевидно, делали они это по заранее намеченному плану, для того, чтобы идти в село Коломенское, где находился царь со двором. Туда и направилось большое число москвичей и пришлого люда.

В Москве для управления делами оставалась правительственная комиссия во главе с боярином князем Ф. Ф. Куракиным. Когда началось волнение на Сретенке и Лубянке, она послала туда дворянина С. Ларионова и дьяка Д. Башмакова из Земского приказа. Они сняли прокламацию, приклеенную на столбе. Но разъяренные повстанцы чуть было не стащили их с лошадей. Посланцы бежали, их преследовали до Спасских ворот Кремля.

Комиссия явно растерялась, выпустила из рук контроль над положением в столице в обстановке начавшегося восстания. В городе звучали набаты и колокола. Большая часть гарнизона соблюдала нейтралитет.