Вскоре нужно было выбрать на церковном Соборе нового патриарха. Петр высказался за Маркела, митрополита псковского, человека образованного, умного. Но матушка и ее приближенные воспротивились: ведь Маркел говорил на «варварских языках» — латинском и французском, был учен слишком и, ко всему прочему, носил очень короткую бороду… Опять Петр уступил, и избрали митрополита казанского Адриана, удовлетворявшего требованиям ревнителей старины.

У себя в Преображенском и на Переяславском озере Петр делал все по-своему. Приказал, например, переодеть своих солдат в новые мундиры, Лефорт в его присутствии показал им военные приемы, эволюции. Царь, сам в иноземном мундире, участвовал в экзерцициях, быстро научился стрелять из ружей и пушек, копать шанцы, наводить понтоны, закладывать мины и многое друое. Более того, он решил сам пройти все ступени военной службы, начиная с барабанщика. Во время одного из потешных сражений лопнувшей гранатой ему сильно обожгло лицо.

В ходе показательных сражений на суше и маневров зарождавшегося флота на воде выковывались кадры солдат и матросов, офицеров, генералов и адмиралов, отрабатывались боевые навыки.

На Переславском озере Брандт построил два малых фрегата, три яхты, сам Петр на Москве-реке сооружал небольшие гребные суда. В конце лета 1691 года, появившись на Переславском озере, царь заложил первый русский военный корабль. Строить его должен был Ромодановский, ставший волей царя адмиралом. Доставили нужные материалы, продовольствие. Петр сам с охотой участвовал в строительстве. Корабль соорудили, спустили на воду. Но размеры озера не давали необходимого простора для маневров.

В 1693 году с большой свитой царь едет в Архангельск — в то время единственный морской порт России. Впервые он видит море и настоящие большие корабли — английские, голландские, немецкие суда, стоявшие на рейде, которые доставили в порт сукна, краски и другие товары. На них грузили русские товары — лес, меха, икру, пеньку, кожи.

Петр все с интересом осматривает, обо всем расспрашивает, размышляет о заведении русского флота, расширении торговли. С помощью Лефорта заказывает большой корабль за рубежом, снаряжение его поручает Витзену, амстердамскому бургомистру. В Архангельске начинают по распоряжению царя постройку двух кораблей. Царь в первый раз в жизни совершает плавание по морю — Белому, северному, холодному и угрюмому.

Осенью он снова в Москве. Тяжело переживает кончину матушки. Но жизнь берет свое, и в апреле Петр снова едет в Архангельск. Плывет по Северной Двине на дощаниках (речных судах); теша себя, называет их флотом. Придумывает для него флаг с красной, синей и белой полосой. По прибытии в порт, к радости царя, его ждал готовый корабль, который спустили на воду 20 мая. Через месяц достроили второй и спустили 28 июня на воду. 21 июля прибыл из Голландии корабль, изготовленный по его заказу. Дважды, в мае и августе, сначала на яхте «Святой Петр», потом на кораблях, он плавает по морю. Оба раза в шторм подвергается опасности из-за неумения управлять как следует судами.

По окончании всех испытаний и торжеств в русском флоте, который, правда, только еще зарождается, появился еще один адмирал — Лефорт, представитель славной сухопутной Швейцарии… Осенью Петр, уже в Москве, опять в хлопотах — в ее окрестностях, под деревней Кожухово, сооружают крепость с бойницами, обнесенную земляным валом высотой в 3,5 метра и рвом. В ней засела стрелецкая армия Бутурлина, а осадой и штурмом занимались новые полки Ромодановского, имевшего 7,5 тысячи человек.

Использовались все приемы ведения войны, заранее подготовили ее план, составленный Гордоном и другими. (Была даже целая книга с чертежами станов, обозов, боев.) Военные действия продолжались три недели, и в них участвовало, по сообщению Куракина, до 30 тысяч человек, по 15 тысяч с каждой стороны. Имелись убитые и раненые.

По окончании сражения все участники собрались в лагере у Ромодановского на общий пир, оплаченный московскими купцами.

Вообще все дела царь Петр любил перемежать весельем, пирами, всякими выдумками, на которые великими мастерами были он сам и его наперсники, более всего — Лефорт. Барабанщик и бомбардир, сержант и ротмистр, корабельный мастер и плотник, Петр отдавал должное и забавам… Именно в те годы он завел «всешутейший и всепьянейший собор» с его пародией на церковных иерархов, которых молодой царь зело не любил за обжорство, стяжательство, показное смирение и прочие пороки.

Петровские эскапады против идей и людей, уходивших в прошлое, его марсовы и нептуновы потехи скрывали, под шутовским нередко обличием, резкостью и грубым цинизмом, серьезные замыслы и будущие героические деяния. Сам Петр, вспоминая воинскую потеху, самую длительную, людную и самую последнюю, скажет потом: «Когда в ту пору, как трудились мы под Кожуховом в марсовой потехе, ничего боле, кроме игры, на уме не было; однако эта игра стала предвестницею настоящего дела».

Юный богатырь и телом и духом, каким он предстает перед нами в описаниях современников, на портретах живописцев, расправляет плечи и принимается за «настоящее дело», тем более что «семена великих дел» начинают уже прорастать, давать всходы. Пришла пора растить колосья и собирать урожай.

…Еще в Архангельске, в разговорах с Лефортом и прочими «компанейцами», Петр обсуждает вопрос о море, его крайней необходимости для России. Северное море — рассуждают друзья — не очень подходит для расширения торговли, поездок в западные страны. Путь к нему и долог и труден из-за дальнего расстояния и холодов. Каспийское море — по существу озеро, хотя и громадное, к морям и океанам выхода не имеет. Оставались Балтийское и Черное моря, хотя и Белое и Каспийское со счетов не сбрасывались. Но в ту пору, к середине 1690-х годов, Балтику Петр решил пока оставить, а вот Черное море казалось ему и его окружению вполне подходящим местом для серьезного дела.

…Отшумели Крымские походы; Голицын, не стяжавший особой славы, томился в ссылке. Петр, отправивший его в ссылку, замышлял поход в том же южном направлении, но не прямо против Крыма, через бесконечные степи, а несколько левее, по Дону, к его устью — турецкой крепости Азову. Зимними днями и вечерами 1694/95 года, в кругу друзей и единомышленников царь обсуждает детали предстоящего похода. К нему толкали царя, помимо прочих обстоятельств, о которых говорилось выше, и настойчивые требования Австрии и Польши, союзников России по антитурецкому Священному союзу.

С походом против турецкого Азова, запиравшего выход из Дона в Азовское и Черное моря, Петр связывал и свои честолюбивые расчеты: победоносный поход, как он надеялся, позволит ему в лучах воинской славы, ореоле победителя поехать в страны Западной Европы, посетить которые убеждал его «дебошан французский», все тот же Лефорт, искренне желавший добра и России, и ее такому необыкновенному, одаренному государю, своему хорошему другу, И он успел в этом: царь загорелся идеей поездки в Европу, где он мог бы увидеть много полезного для отечества и самого себя, чтобы потом использовать все ценное на родине.