В 1678–1679 годах перешли от сошной к подворной системе обложения. Она позволила включить в число налогоплательщиков владельцев дворов, которые не имели земли, угодий и по сошному письму подати не вносили. Все налоговые сборы, большие и мелкие, объединили в один: стрелецкие деньги. Как и ранее, налог собирался по принципу коллективной ответственности и мирской раскладки.

К числу косвенных налогов относились таможенные пошлины, питейные доходы. Их сбор отдавали на откуп или «на веру». В первом случае откупщики вносили в казну определенную сумму, которую потом, естественно, с придачей, собирали с города или уезда. Во втором — пошлины и доходы в порядке государственной службы собирали выборные представители тяглого населения — посадских людей, черносошных и дворцовых крестьян: таможенные и кабацкие головы, их помощники целовальники. Их избирали на год, в течение которого обязывали «безотступно быть у государева дела», «за своими торгами и промыслами не ходить».

Доходы казне давали также перечеканка монеты, казенная промышленность и торговля.

Большим недостатком финансовой системы было отсутствие единого финансового управления. Местные воеводы и приказы составляли и бюджеты — сметные списки и приходные окладные книги. Государственная роспись доходов и расходов на 1679/80 год предусматривала первые в размере 1,22 миллиона рублей, вторые — 1,125 миллиона. Более 62 процентов расходов шло на армию.

Русское войско формировалось из служилых людей по отечеству (феодалы из думных, московских чинов городовых дворян и детей боярских), служилых людей по прибору (стрельцы, городовые казаки, пушкари, затинщики), нерусских народов — башкир, татар и др. Дворяне являлись на службу в города и полки дважды в году или в военные походы вместе со своими вооруженными слугами. Приборные комплектовались из вольных, охочих людей, родственников самих стрельцов и др.

В военное время из тяглецов собирали даточных и посошных людей для вспомогательных работ в войске и участия в военных действиях.

Общая численность ратников, к концу XVI века составлявшая 1 00 тысяч человек, в годы Смуты и после нее сильно уменьшилась; ее удалось восстановить только к началу 30-х годов.

С 1630 года началось создание полков регулярного строя — солдатских, рейтарских и драгунских; два десятилетия спустя для этого стали проводить наборы из крестьян и посадских людей. Постепенно росла численность солдат и стрельцов, а роль поместной конницы падала. Так, если в 1651 году дворян и детей боярских было 37,5 тысячи человек, то в 1680 году — 15,8 тысячи; численность солдат резко возросла.

Вооружение полков стало единообразным: мушкеты и карабины вместо тяжелых пищалей; ручные гранаты, полковая артиллерия; нарезное и многоствольное оружие, пушечные гранаты.

Эволюция Российского государства, его внутренней и внешней политики в XVII веке, проведение реформаторских начинаний позволили стране, ее правящим кругам вступить на исходе столетия на путь решительных преобразований. Россия вплотную подошла к установлению абсолютной монархии.

Примерно полтора столетия, с образования в конце XV века единого Российского государства, отношения светской и духовной власти, государства и церкви, хотя они, естественно, поддерживали друг друга, не раз омрачались противоречиями, а то и взрывами открытой вражды.

Большие богатства, накопленные иерархами, церквами и монастырями: земли и тысячи крестьян, промыслы и деньги, огромное идеологическое влияние в обществе обусловили рост политических притязаний церкви. Ее руководители нередко вмешивались в решение вопросов внутренней и внешней политики страны. Не только подавали советы великим князьям и царям, но пытались оспаривать их указы и распоряжения.

Крепнущее русское самодержавие, особенно в эпоху складывания абсолютизма (вторая половина XVII столетия), не могло с этим мириться. Отсюда идут разногласия, стремление светской власти ограничить рост монастырского землевладения, а также судебные и фискальные иммунитеты духовных пастырей.

В этом были заинтересованы и власти с их курсом на централизацию, и феодалы, зарившиеся на богатые земельные владения белого и черного духовенства, с неодобрением следившие за их увеличением К тому же толкали потребности унификации церквей, их богословской системы и обрядовой практики в России и на Украине в связи с воссоединением.

К середине XVII века выяснилось, что в русских богослужебных книгах, которые переписывались из столетия в столетие, накопилось много описок, искажений, изменений. Это и неудивительно: переписчики, используя тексты ветхих рукописей, не все могли прочитать в испорченных текстах, кое-что дописывали по памяти, домысливали, поправляли и тем самым нередко искажали слова, смысл переписанного.

То же происходило в церковных обрядах. Многие знающие литургию люди осуждали многогласие во время церковных служб. Последние шли долго и утомительно согласно церковному уставу, и священники пошли по пути весьма своеобразному: читали сами свою молитву, и не возбранялось, чтобы в это же время дьячок читал свою, а хор пел псалмы. Одновременное чтение и пение наполняли церковь шумом, разноголосицей. Прихожане не могли ничего разобрать, выражали недовольство. А иные, пользуясь сумятицей, переговаривались о мирских делах и заботах, перемигивались, и всякое благочиние шло насмарку.

Обычай креститься двумя перстами, шедший от отцов и дедов, согласно утверждению многих прихожан тоже был ошибочным, греховным: нужно де класть крест тремя перстами. Все сие не к лицу русской православной церкви, Москве — «третьему Риму», хранительнице высочайших духовных ценностей восточного православия.

Одни говорили, что нужно исправить богослужебные книги и обряды, примеряясь к старым, древнерусским образцам, решениям Стоглавого собора, утвердившего в середине прошлого столетия незыблемость обрядов русской церкви. Другие считали, что в самих старинных русских рукописях много описок и ошибок, посему образцами могут служить только греческие оригиналы, с которых давно, во времена Древней Руси, делались русские переводы.

Справщики (редакторы) Печатного двора в Москве, на Никольской улице, знатоки богослужебных текстов, тонкостей церковной службы, доказывали, что исправление книг по греческим подлинникам — дело непростое, не всякому доступное. Его нужно поручить очень образованным людям, сведущим в богословии, знатокам греческого и славянского языков, например, из Киевской Могилянской коллегии. С ними соглашались молодой царь Алексей Михайлович, патриарх Иосиф и некоторые видные бояре.

На исходе четвертого десятилетия из Киева прибыли в столицу ученые монахи Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий. Посмотрели русские книги, «ужасошася» и засели за благое дело — исправление книг, смущающих людей православных, вводящих их во искушение и грех.

Тогда же сложился в Москве кружок «ревнителей древлего благочестия». Они тоже кручинились по поводу неисправностей книг и обрядов, а также разгульной и пьяной жизни монашеской братии. Возмущали их и сохранившиеся от древности языческие суеверия: бесовские игрища, к которым был зело охотен простой народ российский. Авторитет церкви и ее служителей от того страдает, что не может не сказаться на мыслях и настроениях прихожан, которые питают от рук своих духовных пастырей и тех, кто ведает управой во гражданстве.

Кружок ревнителей возглавил Стефан Вонифатьев — царский духовник, протопоп Благовещенского собора, что стоит в Кремле рядом с царскими чертогами. В кружок входили окольничий Федор Михайлович Ртищев — царский любимец, человек ласковый и тихий, умный и просвещенный; Никон — к тому времени архимандрит столичного Новоспасского монастыря; Иван Неронов — протопоп Казанского собора, земляк Никона; дьякон того же Благовещенского собора Федор. И провинциальные пастыри, протопопы — Аввакум из Юрьевца Поволжского, Даниил из Костромы, Лазарь из Романова, Логгин из Мурома и прочие.