Но единства среди них не было. Некоторые участники движения, местные крестьяне прежде всего, разбрелись по домам. Другие раскололись — одни хотели идти к Смоленску (в том числе и Балаш), другие направлялись к Путивлю, то есть в противоположную сторону. Царские воеводы приняли меры — организовали преследование ушедших, откололи от них часть людей, захватили Балаша. В итоге под Смоленск пошло до 400 человек, Балаш оказался в тюрьме. Оставшиеся в отряде люди некоторое время шли на юг, но потом разбрелись в разные стороны, некоторые тоже пришли в Смоленск. Происходило это в марте-апреле 1633 года.

«Балашовцы», оказавшиеся под Смоленском, а также в Москве, продолжали сеять семена недовольства, подговаривали «в воровство» разных людей — холопов, солдат и др. Из Москвы бежали или пытались бежать на юг или «на Северу», то есть в Северскую Украину, недовольные люди.

В зоне военных действий после распада отряда Балаша казацко-крестьянское движение продолжается, центром его становится город Рославль. Его участники называют себя «казаками Балашова полку», «балашовскими казаками», хотя сам Балаш погиб в тюрьме. Обаяние и притягательная сила его имени были очень велики. Предводителями-атаманами с лета 1633 до июня 1634 года, когда заканчивается это движение, выступают Анисим Чертопруд, Федот Лях, Иван Теслев, Тимофей Коробкин, Агей Иванов, Григорий Ростопчин.

Фактическим главой движения, которое из казацко-крестьянского превратилось в крестьянско-казацкое, выступил Чертопруд, человек смелый и энергичный. 22 февраля 1634 года он привел повстанческое войско в Козельский уезд. Сюда, в Дудинскую волость, прибывали новые отряды повстанцев — стрельцов, солдат, холопов, крестьян. Они продолжали «уезды воевать», отказывались идти в царское войско, принимали в свои ряды новых людей: «Мы к себе в войска не призываем, а от себя не отсылаем!» Восставшие громили имения окрестных помещиков. Их эмиссары с отрядами появлялись то тут, то там.

Повстанческое войско сильно изменилось по своему составу. Если вначале донские и яицкие казаки составляли 40 процентов всех участников (1,2 тысячи из трех), то позднее их доля сильно уменьшилась, ряды балашовцев пополнились сотнями и тысячами крестьян и холопов, записавшихся в «охочие казаки». На круге в селе Волховец 20 марта присутствовало около 8 тысяч повстанцев, и собственно казаки теперь составляли среди них сравнительно небольшую часть.

Помимо действий главного войска восставших, на местах ведут борьбу многие крестьянские отряды в Алексинском, Калужском, Серпуховском, Лихвинском, Воротынском, Мещовском, Козельском, Медынском, Белевском, Волховском, Карачевском, Мценском и других уездах. Связь с главным войском повстанцев они не поддерживают.

Среди участников движения усиливались разногласия: меньшинство, прежде всего из собственно казаков и атаманов, стремилось к прекращению «воровства», то есть антифеодальных выступлений; большинство же «охочих людей», прежде всего, конечно, крестьяне и холопы, выступало сторонником именно антифеодальных действий.

Сильно разросшееся за счет небоеспособных людей повстанческое войско быстро потеряло организованность, дисциплину. В нем стала преобладать стихия. Постепенно движение сошло на нет, и правительство подавило его силой.

В том же 1634 году и позднее вспыхивали волнения в Москве.

Проживание в столице большого числа малообеспеченных, эксплуатируемых людей представляло немалую опасность для властей, феодалов. Недовольство низов выплеснулось наружу уже в те дни, когда в Москву приехали Анисим Чертопруд и Иван Теслев для переговоров с властями об их «службе». Столичные низы сочувствовали им, поскольку были недовольны ростом налогов, частыми сборами «пятой деньги».

В замоскворецкой Голутвенной слободе собралось много недовольных, в том числе холопов из разных мест. Другим центром движения стало село Семеновское. Правительство, чтобы «переимать» холопов, послало в слободу и село карательные отряды. Но те ничего не смогли сделать. В Семеновском каратели получили отпор. После этих событий до 500 беглых холопов, стрельцов, казаков и других людей во главе с атаманом Семеном Белобородовым ушли из Москвы и вскоре оказались в рославльском повстанческом лагере.

В марте 1636 года в московском Китай-городе случился очередной большой пожар. Очевидно, власти растерялись, и москвичи бросились в торговые ряды, начали громить лавки богатых торговцев, хранившиеся в них товары участники волнений брали себе или несли к Никольским воротам Китай-города, где делили их между собой. Сохранившееся следственное дело свидетельствует, что в погромах участвовали холопы, тяглецы, стрельцы, ярыжка И. Харламов и другие. Они, помимо лавок, громили дворы в городе, открывали тюрьмы и выпускали иэ них колодников, «били» кабаки.

Власти жестоко подавили волнения: их участников пытали в приказах, жгли огнем, заковывали в «цепи и железо».

Через 12 лет после этих событий вспыхнуло новое, гораздо более мощное движение, получившее в источниках и в дооктябрьской историографии название «соляного бунта». Современники единодушно отмечают его размах, участие в нем большого числа московских жителей и приезжих людей. Принадлежали они к разным сословиям. Их действия носили антиправительственный, антифеодальный характер. Представители дворян и верхов посадских людей приняли то или иное участие в событиях 1648–1649 годов, что дало основания для утверждений о дворянстве как «участнике» Московского восстания, о «единачестве» дворян и посада, будто бы имевшем место во время бунта.

Картина восстания была довольно сложной, неоднозначной, но при всем том не дающей основания для зачисления феодалов и социальных низов в один лагерь.

Восстание началось 1 июня 1648 года. В этот день молодой царь Алексей Михайлович со многими приближенными и охраной возвращался с богомолья из Троице-Сергиева монастыря.

Как только царь въехал в город, его встретила большая толпа москвичей и приезжих, в том числе челобитчиков, собравшихся в столице с разных концов страны. С криками окружили карету царя и жаловались на Л. С. Плещеева, начальника Земского приказа, ведавшего управлением столицы, его ремесленно-торговым населением, — «московского бургомистра», как его называли иностранцы. Участники начавшегося движения, по словам А. Олеария, указывали «на несправедливости Леонтия Степановича Плещеева и ежедневно совершавшиеся им дурные поступки» и просили, «чтобы он был смещен, а на его место был посажен честный человек».

Царь поехал дальше. Восставшие пытались подать челобитную царице. Но стрелецкая охрана разогнала их, арестовав при этом 16 человек, которых отправили в пыточный застенок — Константино-Еленинскую башню Кремля. Это привело в ярость народ, и в царскую свиту полетели камни. Некоторые бояре получили ранения.

На следующий день состоялось шествие с крестом и иконой Владимирской божьей матери в Сретенский монастырь. Повстанцы окружили царя, потребовали освободить арестованных. Царь обратился к боярину Б. И, Морозову, главе правительства и свояку (они были женаты на родных сестрах). Тот дал разъяснения, и Алексей Михайлович обещал народу выслушать его, когда вернется из монастыря. Но за воротами Кремля царя встретило еще больше людей, которые опять требовали дать отставку Плещееву, прекратить притеснения и взяточничество приказных людей.

Отслужив молебен на Сретенке, царь возвратился в Кремль. Вслед за ним туда вошли несколько тысяч восставших, которые «неотступно и с громкими криками требовали окончательного решения их желаний и высказанных жалоб» (из сообщения анонимного современника-шведа). Один из русских современников, очевидно, Г. Н. Собакин, пишет в связи с этим: «И как государь пошел от праздника, и за ним, государем, пришли на его государев двор всяких чинов посадския люди и всех приказов стрельцы с большим невежеством».