Главнокомандующим вновь образуемой Дунайской армии 23 октября был назначен Николай Николаевич, который на совещании в Ливадии 29 октября заявил о своем согласии с уже принятыми основами плана войны.
После объявления мобилизации на этих основах в штабе Дунайской армии был разработан план кампании.
Являясь производным от основ плана войны, который полностью так и не был разработан, план кампании Дунайской армии не мог, конечно, претендовать на новизну больших принципиальных, стратегических положений. Однако в частностях план кампании очень любопытно конкретизировал основы плана войны. Так, например, пункт переправы через Дунай планом кампании намечался «ближе к Рущуку», но окончательное его определение откладывалось до получения результатов рекогносцировок. В качестве ближайших задач Дунайской армии после переправы намечались захват проходов на Балканах и овладение Рущуком. Захват Балканских проходов предполагалось осуществить возможно быстрее после переправы силами одной - двух кавалерийских дивизий, Кавказской казачьей дивизии и ряда Донских казачьих полков, поддержанных стрелковыми батальонами и частью 8-го корпуса. Захват горных проходов давал, по плану кампании, возможность: выбросить через них часть кавалерии в долину реки Марицы и прервать сообщения с тылом тех частей турецких войск, которые были расположены против Сербии; на занятой территории формировать дружины болгарского ополчения; заблаговременно исправить дороги и подготовить их для движения главных сил армии. Захват Рущука имел первостепенное значение, так как только овладение этой крепостью могло прочно обеспечить сообщения Дунайской армии через Дунай со стороны Силистрии и Шумлы. В плане кампании подчеркивалось, что «до овладения этой крепостью предпринимать наступление (главных сил. - Н.Б.) за Балканы крайне опасно»(4).
Только после решения этих двух задач можно было, согласно плану кампании, «начать решительное наступление за Балканы и далее»(5). Для решения ближайших задач план кампании устанавливал срок в 2-2 1/2 месяца (в конце февраля - середине марта).
С точки зрения военных интересов русскому правительству выгоднее было бы немедленно ввести этот план в действие, то есть объявить Турции войну и сразу же по окончании мобилизации и сосредоточения войск перейти к военным действиям. В этот момент Турция совершенно не была подготовлена к войне с Россией. Ее лучшие войска были втянуты в войну против Сербии и находились в Черногории, Боснии и Герцеговине; мобилизация турецких войск не была проведена. Турция не имела боеприпасов; впоследствии стало известно, что лишь в январе были заключены договоры с американскими поставщиками и что прибытие первой партии снарядов и патронов ожидалось в Константинополе лишь 27 мая 1877 года(6).
Но русское правительство на объявление войны осенью 1876 года еще не решилось. Причинами этой нерешительности явились Константинопольская конференция, а также последняя попытка русского правительства избежать войны, закончившаяся подписанием мартовских лондонских предложений. Лишь после того как последние были отвергнуты, Россия объявила Турции войну.
Перед непосредственным объявлением войны обстановка сильно изменилась и была совсем другой, чем осенью 1876 года. В политическом отношении Россия могла теперь ставить более решительные цели. Англия в известной мере была изолирована Будапештской конвенцией. Но в военном отношении положение России стало сложнее, так как Турция уже была относительно лучше подготовлена к войне.
Эти новые обстоятельства требовали перестройки плана войны.
Такую перестройку русского плана войны дал Обручев в своих соображениях, составленных им 10 апреля 1877 года.
Политическую цель войны Обручев определял как «полное бесповоротное решение Восточного вопроса, - как безусловное уничтожение владычества турок на Балканском полуострове». «Сама сила событий указывает, - писал он, - что надо, наконец, раз навсегда разделаться с этим призраком, который периодически истощает Россию и служит одной из главных помех к развитию ее благосостояния»(7).
Что касается стратегической цели войны, то Обручев считал, что ею «...должен быть самый Константинополь. Только на берегах Босфора можно действительно сломить господство турок и получить прочный мир, раз навсегда решающий наш спор с ними из-за Балканских христиан. Занятие только Болгарии никак не дает этих результатов. До тех пор, пока турки будут владеть Константинопольским полуостровом и господствовать на Черном море, они ни за что не признают себя побежденными. Овладение в военном смысле Константинополем и Босфором составляет, таким образом, безусловную необходимость. Остановиться перед ней можем только в том случае, если Порта и Европа дадут нам мир совершенно такой же, как если мы были уже в самом Константинополе»(8).
Определяя политическую цель войны, Обручев не учел того, что русский царизм не мог в 1877 году, как уже отмечалось выше, ставить перед собой цель полного уничтожения господства турок на Балканском полуострове, так как шел на войну с оглядкой на Англию и Австрию. Обручев, очевидно, слишком переоценивал значение Будапештского соглашения и потому считал Австро-Венгрию, безусловно, нейтрализованной; царское правительство в это время уже поняло позицию Австро-Венгрии и держалось по отношению к ней иного мнения.. В отношении Англии Обручев полагал, что при определенных условиях, о которых будет сказано ниже, она не может стать серьезной помехой в осуществлении планов русского царизма.
Овладение Константинополем, как и в осеннем плане, предусматривалось лишь в качестве временной меры давления на турецкое правительство.
Это подтверждается, во-первых, тем, что в соображениях Обручева проводилась мысль об овладении Константинополем в «военном смысле», и, во-вторых, запиской Обручева, писанной им в 1880 году, где об этом говорилось, что Россия «никогда не займет Константинополя политически, никогда его себе не присвоит»(9).
Выдвигая решительные цели войны, Обручев не закрывал глаза на трудности, стоявшие на пути их достижения: «В течение зимы турки успели значительно развить свои силы, стянули все, что можно, на Дунайский театр, увеличили число судов на Дунае, усовершенствовали крепости, дополнили их вооружение. Вместе с тем «...сербы совершенно сошли с поля...» «...со стороны Англии мы должны ожидать лишь самых коварных действий, которыми она может быть сначала и попридержится, но только лишь для того, чтобы выбрать для них наиболее выгодную минутку» «...чтобы достигнуть Константинополя надо пройти обширную страну, защищенную Дунаем, Балканами, крепостями и многочисленной армией»(10); наконец,- сам Константинополь мог оказаться сильно укрепленным и стать для русских тем, чем во время Крымской войны стал Севастополь для союзников.
Наиболее действительным средством преодоления всех этих трудностей Обручев считал стремительное наступление на Константинополь, он писал: «при решительности и быстроте действий взятие Константинополя никак не представляется абсурдом, а, напротив, весьма вероятно»(11).
Исходя из необходимости быстрых действий, Обручев считал, что следует подготовить две армии, из которых одна должна была бы вести борьбу о Придунайской Болгарии, а другая двигаться прямо к Константинополю, не отвлекаясь от этой цели никакими другими операциями.
При определении численности армии Обручев исходил из численности турецких войск на Балканском полуострове, которую он определял на фронте от Бабадага до Виддина и Софии по фронту и от Дуная до Константинополя в глубину в 158 000 человек; увеличение этих сил регулярными турецкими войсками Обручев считал невозможным, но предвидел возможность усиления их пешими и конными милициями, а также египетскими войсками и возможно 50-60 тысячами англичан, которые могли бы быть готовы к действию не ранее 8-14 недель.
