С развитием скорострельного и дальнобойного стрелкового оружия главными задачами конницы стали действия вне поля сражения, на флангах и в тылу противника. Нельзя сказать, чтобы при обучении конницы эти задачи совершенно не принимались в расчет" командованием. Но несомненно, что они не клались в основу подготовки конницы. Для действий в неприятельском тылу и на флангах от конницы требовалось, чтобы ее конский и людской состав был хорошо втянут в дальние пробеги. Но этому препятствовало приобретавшее силу закона мнение, что лошади в коннице должны быть в «хорошем теле», так как иначе пропадет столь высоко ценившаяся тогда красота и картинность конных частей. Так как при этом командир эскадрона и полка часто не хотели поступиться еще и своими «доходами» от экономии на фураже, то «хорошего состояния» конских тел можно было добиться только при наименьшей загрузке коня работой. Конницу тренировали лишь на короткие дистанции, что приводило к отсутствию втянутости в длительную работу коня и всадника.
Действия на неприятельских флангах и в тылах требовали от конницы известной самостоятельности, способности вести наступательный и оборонительный бой как против неприятельской конницы, так и против небольших пехотных частей противника. А это возможно лишь при условии готовности конницы к пешему и огневому бою. Кое-что для такой подготовки делалось, - стрелковое вооружение конницы было усилено, введено обучение огневому и пешему бою. Однако все это сводилось на нет тем, что конницу считали бессильной против нерасстроенной пехоты, вооруженной нарезным и заряжающимся с казны оружием. Этот вредный взгляд, бывший следствием неправильных выводов из опыта франко-прусской войны 1870-1871 гг., получил широкое распространение и объективно служил причиной неверия конницы в свои силы.
Кроме того, огневая подготовка русской конницы тормозилась сильно развитым среди кавалеристов пренебрежительным отношением к огню, причем предпочтение отдавалось бою холодным оружием преимущественно в сомкнутом строю. Кавалеристам (кроме казаков) запрещалось даже стрелять с коня, между тем при действиях мелкими частями в разведке, в подвижном охранении, на закрытой и пересеченной местности это было крайне необходимо.
Возможности успешных действий конницы по тылам и флангам противника ограничивались также тем, что до войны русское командование не предусматривало создания крупных самостоятельных кавалерийских соединений типа конного корпуса и не готовило в мирное время конницу к действиям такими соединениями вне поля сражения.
Таким образом, всем ходом боевой подготовки русская конница обрекалась на одни лишь тактические боевые действия.
Мало того, неверие в свои боевые возможности, усиленно прививавшееся коннице в мирное время, а также невтянутость ее в длительную боевую работу должны были отрицательно сказаться и на тактических и стратегических действиях конницы в охранении или разведке.
Конечно, имелись кавалерийские части, где под влиянием передовых взглядов их начальников боевая подготовка конницы во многом приближалась к требованиям боевой действительности того времени. Но их было мало.
Недостатки боевой подготовки конницы в мирное время таили в себе угрозу сделать ее во время войны привеском пехоты, не столько приносившим ей помощь, сколько требовавшим ее от пехоты. В значительной мере так и случилось в войне 1877-1878 гг.
Боевая подготовка инженерных войск основывалась на богатейшем опыте Крымской войны и главным образом обороны Севастополя; к 60-70-м годам этот опыт сохранил еще злободневное значение, особенно в смысле создания и применения позиционных оборонительных укреплений.
Относительно глубоко эшелонированная оборона, стрелковые окопы, применение укрытий, отнесение артиллерии из укреплений в промежутки и тыл, инженерное обеспечение контратак - все это имело жизненное значение для подготовки инженерных войск в 60-70-е годы. Кроме того, большую роль в боевой подготовке инженерных войск сыграли классические теоретические труды А.3. Теляковского (1806-1891) по фортификации. Первый из главных его трудов - «Полевая фортификация» - был выпущен еще в 1839 году, второй-«Долговременная фортификация»-в 1846 году. В этих работах Теляковский проводил мысли о подчиненном положении военно-инженерного искусства по отношению к тактике и стратегии, о соответствии фортификации условиям местности и требованиям войск, о творческом, лишенном шаблона, применении фортификации в бою, о назначении фортификации обеспечивать выполнение войсками их боевых задач и др. Все эти положения давали верное направление боевой подготовке инженерных войск в 70-е годы XIX века.
Наряду с этим, однако, был ряд обстоятельств, отрицательно сказывавшихся на боевой подготовке русских инженерных войск. В этом смысле прежде всего следует отметить косность официального руководства инженерными войсками, во главе которого фактически стоял Тотлебен. Заключалась она в том, что опыт Крымской войны учитывался руководством неправильно или вовсе не учитывался. В результате в боевой подготовке инженерных войск прививался нездоровый шаблон, игнорировались выявленные Крымской войной зачатки нового в военно-инженерном искусстве. Опыт Крымской войны не рассматривался в свете новых явлений, что было особенно важно в связи с возросшей ролью нового нарезного оружия.
Тотлебен и его сторонники заняли неправильную и вредную позицию в отношении ряда передовых положений Теляковского. Не имея возможности открыто отвергнуть их в силу научного авторитета и популярности Теляковского, верхи военно-инженерного руководства втихомолку игнорировали их в практической боевой подготовке военно-инженерных войск.
Особенно вредную роль сыграло слепое подражание «победоносному» опыту пруссаков во время франко-прусской войны 1870-1871 гг.
Плохо сказывалось на подготовке инженерных войск также их не вполне достаточное материальное обеспечение, отсутствие органической связи с другими родами войск (инженерные войска существовали в виде отдельных, обособленных бригад) и ряд других второстепенных обстоятельств.
Саперные части были в основном подготовлены к обеспечению войск в инженерном отношении и в целом хорошо справлялись со стоявшими перед ними задачами. Слабым местом их подготовки являлись инженерное обеспечение наступления и практические инструкторские навыки при руководстве инженерными работами, выполнявшимися силами главных родов войск. Хорошо подготовлены были понтонные части; в основе их подготовки лежал богатый опыт русской армии в переправах через крупные реки, в том числе опыт многократных переправ через Дунай. Прекрасно подготовлены были подразделения инженерных войск, занимавшиеся постановкой минных заграждений; возглавлявший это дело М.М. Боресков, участник войны 1853-1856 гг., дал немало нового и ценного по своей специальности.
В целом подготовка русских инженерных войск отвечала военным требованиям того времени.
Здесь же следует коротко остановиться на боевой подготовке только что зарождавшихся в то время войск, таких, как войска связи и воздухоплавательные части.
К 1876 году будущие войска связи существовали в русской армии под названием «военно-походных телеграфных парков»; каждый такой парк располагал восемью телеграфными аппаратами системы Воронцова - Вельяминова и 100 км провода; всего было создано девять парков. В 1863 году было издано руководство для использования телеграфа в войсках «Военно-походный телеграф»; выросли кадры специалистов, энтузиастов своего дела. В скромных пределах небольшого количества штатных единиц, несмотря на несовершенство материальной части, была проведена большая работа по подготовке телеграфистов к работе в полевых условиях. К концу русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в действующей армии имелось уже 100 телеграфных станций.
Начало военному воздухоплаванию было положено в 1869 году созданием «Комиссии по применению воздухоплавания в военных целях». В 1870 году в Усть-Ижорском саперном лагере производились опыты по применению воздухоплавания для корректирования артиллерийского огня.
