Как только нас связали, пешие обступили нас, а всадники поскакали вперед, а потом то и дело объезжали кругом наше шествие, как бы охраняя нас. Когда мы двинулись в путь, выяснилось, что три женщины, которые остались еще в живых или, точнее, были полумертвыми, не в состоянии передвигаться: от слабости и страха они то и дело лишались чувств, так что пришлось нести их на руках. И прежде чем мы дошли до деревни, две из них испустили дух, и их так и бросили нагими в лесу на растерзание хищным зверям, которых мы тут видели огромное количество.

Почти на закате солнца прибыли мы в деревню Сипаутор, где было, по-видимому, человек пятьсот с лишним жителей и где нас немедленно заперли в пагоду, обнесенную очень высокой стеной, под охраной более ста человек, которые с криками и под грохот барабанов караулили нас всю ночь, в течение которой каждый из нас вкусил тот отдых, который ему удалось найти в том положении и условиях, в которых мы оказались.

На следующий день нас пришли навестить жены видных жителей местечка и принесли нам много рису, вареной рыбы и немного местных плодов, словами и слезами выражая нам свое сочувствие. Увидев, что мы остались без всякой одежды, ибо мы были в том, в чем нас мать родила, эти женщины выбрали шесть из своего числа, и те пошли по деревне, громко восклицая:

— О люди, исповедующие веру во всевышнего, высшей целью которого является наделять земными благами людей (даже расточать их, если так можно сказать), выходите из домов ваших, дабы узреть человеческую плоть, пораженную гневом всемогущего, и придите ей на помощь пожертвованиями вашими, чтобы милость его величия не покинула бы и вас.

Услышав возгласы этих женщин, народ пришел к нам на помощь, и меньше чем за полчаса нас уже с избытком снабдили всем тем, в чем мы нуждались. Когда пробило три часа пополудни, в деревню прискакал гонец с письмом к шивалену, или военному начальнику этого селения. Последний, едва успев дочитать его, велел бить в два барабана, после чего весь народ собрался в большой пагоде, где начальник произнес речь, сообщив приказ брокена, правителя королевства, перевести нас в город Понгор, находившийся отсюда в семи легуа, против чего большинство восстало, шесть или семь раз отказываясь выполнить это приказание. По этому поводу поднялся большой шум, и ни к какому решению за этот день никто не пришел, отослали лишь гонца к брокену с сообщением о том, что произошло. Здесь мы переночевали еще одну ночь. Наутро, в восемь часов, в Сипаутор явилось двое перетанда (нечто вроде наших судей) с большим количеством жителей Понгора и двадцатью всадниками. У местных писцов они составили длинную грамоту вроде расписки и забрали нас. Когда уже почти стемнело, мы остановились в селении под названием Гундемилау, где нас бросили в подземную тюрьму, напоминавшую колодец, наполненную стоячей водой, в которой мы провели ночь в жестоких мучениях из-за бесчисленного количества пиявок, вытянувших из нас немалое количество крови. На следующий день нас повезли в Понгор, куда мы прибыли в четыре часа пополудни. Так как было уже поздно, брокен допроса нам не учинил; допросил он нас лишь на третий день. Нас доставили к нему в оковах, проведя по четырем главным улицам города сопровождаемых огромной толпой, взиравшей на нас, если судить по выражению лиц, особенно женщин, с сочувствием и состраданием к нашей бедности и несчастному положению. Таким образом дошли мы до здания суда и прождали долгое время в помещении охраны, ибо мы пришли слишком рано. Когда час разбора дел наступил, раздались три удара в колокол, и перед нами открылась дверь, через которую мы прошли в большой зал, где на убранном шелком возвышении под балдахином восседал брокен. Вокруг него сидели, поджав под себя ноги, шесть булавоносцев, а внизу, вдоль стен, стояли люди, вооруженные отделанными золотом и серебром алебардами. Помещение было заполнено людьми из самых различных стран; мы доселе в этих краях таковых не видели. Когда толпа угомонилась, мы простерлись ниц перед возвышением, где находился брокен, и со слезами на глазах обратились к нему со следующими словами:

— Умоляем тебя, господин наш, во имя того, кто сотворил небо и землю и под чьей властью мы все находимся, проявить сострадание к нашей горестной участи. Если волны морские повергли нас в такую бездну отчаяния, прояви хоть ты милосердие и заступись за нас перед своим королем, да сжалится он над нами. Мы несчастные чужеземцы, лишившиеся всякой помощи и поддержки, ибо так порешил господь наказать нас за наши прегрешения.

На что брокен, окинув взглядом окружающих и покачав головой, произнес:

— Что можете вы сказать об этих людях? Они говорят о боге так, словно они постигли его истину; видно, мир огромен, и мы о нем еще очень мало знаем. Возможно, им известен источник всех благ, и, может быть, есть основание поступить с ними так, как они просят, заливаясь слезами.

И, обратившись к нам, которые все еще лежали на полу с воздетыми руками, словно поклонялись божеству, продолжал:

— Мне очень жалко вас, и я так скорблю, видя ваши страдания и бедность, что истинно говорю вам, если бы на это было согласие короля, я охотнее занял бы место любого из вас, сколь бы несчастен он ни был, чем исправлять ту должность, на которую я назначен за грехи свои. Ибо, боюсь, мне придется оскорбить вас, чего я не хотел бы делать, но раз мне приходится выполнять свой долг и я обязан вершить суд, прошу вас не удивляться, что я задам вам некоторые вопросы, необходимые для ведения вашего дела, а что касается вашего освобождения, если только господь дарует мне прожить еще некоторое время, то вам оно даровано будет. И уверьтесь в твердости моего обещания, ибо знаю, что король, мой государь, по-царски милостив к таким беднякам, как вы.

Мы поблагодарили его за эти обещания, пролив изобильное количество слез, ибо находились в таком состоянии, что ответить словами уже были не в силах.

Брокен немедленно велел четырем писцам и двум перетанда (нашим судьям, как я уже говорил) приблизиться к нему и, поднявшись с места с гневным лицом и держа в руке обнаженный меч, произнес внятно и достаточно громко, чтобы все его услышали:

— Я, Пинашилау, брокен сего города Понгора, по приказу того, кого мы почитаем власами и украшением глав наших, повелителя страны лекийцев и всех земель, омываемых обоими морями, где пресные и соленые воды разделяют рудники его сокровищ, всей силой своей власти строго предостерегаю вас и приказываю вам не кривить душой, а чистосердечно и ясно поведать нам, кто вы такие, из какой земли, какова эта земля и как она называется.

На это мы ответили всю правду, а именно, что мы португальцы, а проживали в Малакке.

Он продолжал:

— Что же привело вас сюда, или куда направлялись вы, когда потерпели крушение?

Мы ответили ему, что, будучи купцами, торгующими своими товарами, мы сели на корабли в Китайском государстве, в порту Лиампо, дабы отправиться в Танишума, куда уже несколько раз заходили, но, дойдя до Огненного острова, были настигнуты грозой и не смогли удержаться в дрейфе; нас носило ветром три дня и три ночи, после чего мы сели на скалы у Тайдакана, где из девяноста двух человек нашего экипажа тут же утонуло шестьдесят восемь, а нас, двадцать четыре, которые сейчас перед ним, чудом спас всевышний, лишь оставив на нас раны, которые брокен видит на наших телах.

В ответ на это он спросил:

— А как добыли вы деньги на столь великие богатства и драгоценные шелка, которые волны выбросили с вашей джонки и которые достались нашим людям? Как мне было сказано, ценность их велика: около ста тысяч таэлей. А посему невероятным кажется мне, чтобы люди честным путем могли получить все это, не будучи участниками в грабежах, каковые, по великому оскорблению, которое они наносят божеству, скорее дело рабов змеи из Обители Дыма, чем слуг Обители Солнца, где праведные и чистые сердцем купаются среди сладостных благовоний в прозрачных прудах всевышнего.