Тем временем Антонио де Фариа, вселив в своих воинов отважный дух добрых христиан, распределял их по самым ответственным местам, как-то: на верхней палубе, на носу и на корме, как указывала ему осмотрительность начальника. Так мы решили защищаться до конца, к чему бы это ни привело, но господу нашему угодно было, чтобы мы заметили на мачте большой флаг с крестом, а на палубе кормовой подстройки множество матросов в красных шапках, которые в то времена обычно носили португальцы, когда плавали на военных кораблях, почему мы и решили, что это, должно быть, португальцы, которые, возможно, идут из Лиампо в Малакку, как это принято было делать с этим муссоном.

Тогда мы тоже показали, кто мы такие, в надежде, что они распознают своих. Едва они поняли, что мы португальцы, как издали громкий крик и, мгновенно приспустив фок и грот в знак уважения, немедленно же отправили шлюпку с большим количеством команды и двумя португальцами, чтобы выяснить, что мы за люди и откуда идем. Все они, как только опознали нас и убедились в том, что мы действительно те, за кого себя выдаем, подошли к нам уже без всяких опасений и, после взаимных приветствий, поднялись к нам на джонку.

Антонио де Фариа принял их с величайшим радушием, а так как многие из них имели знакомых среди наших солдат, они надолго задержались у нас, сообщая нам много полезных сведений. Антонио де Фариа направил Кристована Борральо и двух других нанести визит Киаю Панжану с очень любезным письмом, предлагая свою дружбу, чем так польстил тщеславию корсара, что он был вне себя от радости и гордости.

Подойдя на своей джонке к нашей, он зарифил паруса, сел на сампан, служивший ему шлюпкой, и в сопровождении двадцати португальцев направился навестить Антонио де Фарию, которому преподнес дорогой подарок, стоивший более двух тысяч крузадо и состоявший из амбры, жемчуга и золотых и серебряных драгоценностей. Антонио де Фариа встретил его и его португальских спутников с превеликой радостью и весельем и всем прибывшим оказал всякие почести и любезности.

Поговорив некоторое время о разных приятных предметах, подходящих для данного случая, все уселись, после чего Антонио де Фариа описал гостям во всех подробностях крушение корабля и все невзгоды своего плавания, а также сообщил им, что намеревается идти в Лиампо, дабы пополнить там свой экипаж и запастись гребными судами, чтобы опять плавать вдоль берегов Айнана, а потом через Каушеншинский залив проникнуть к копям в Куангепару ^{177}, где, по его сведениям, имелось шесть очень больших складов, наполненных серебром, не говоря о другом, еще большем количестве, которое обрабатывалось на плавильных заводах у самой воды, так что без всякого риска можно было там приобрести значительное богатство.

На это Панжан ответил:

— Я, сеньор капитан, не обладаю теми богатствами, которые иные мне приписывают, но было время, когда я ими действительно владел. И мне тоже пришлось испытать превратности судьбы, наподобие тех, которые ты только что описал. Превратности эти отняли у меня большую часть моих сокровищ, а посему я опасаюсь идти в Патане, где у меня жена и дети, ибо уверен, что король отберет у меня все, что у меня есть, так как я ушел оттуда без его разрешения. Он сделает вид, что очень на меня разгневан, преследуя единственную цель меня ограбить, как он это делал уже не раз с другими из-за несравненно менее тяжелых проступков, чем тот, который он может мне поставить в вину. А посему говорю тебе, что, если только тебе будет угодно и желательно, чтобы я сопроводил тебя в твоем путешествии вместе со ста человеками, пятнадцатью пушками и тридцатью мушкетами, находящимися у меня на джонке, не считая сорока, которые на руках у сопровождающих меня португальцев, я это сделаю с превеликой охотой, если ты мне назначишь в награду одну треть всего того, что будет приобретено. Если условия мои тебе подходят, ты дашь мне в этом подписанное тобой обязательство и поклянешься своей верой в точности его выполнять.

Антонио де Фариа с готовностью согласился принять это предложение. После чего, отблагодарив китайца пространной речью и неоднократно обняв его, он поклялся на святых Евангелиях, что в точности выполнит свое обещание, и выдал ему без промедления обязательство, на котором расписались еще десять или двенадцать свидетелей из наиболее уважаемых лиц.

Покончив с этим договором, Антонио де Фариа и корсар пошли в реку под названием Анай, расположенную в пяти легуа от этого места, где за взятку в сотню крузадо, данную мандарину — коменданту города, смогли снабдить себя всем, что им было нужно.

Успешно запасшись всем необходимым для нашего плавания, мы покинули реку Анай, и тут Антонио де Фариа по совету Киая Панжана, с которым он всегда очень считался, так как не хотел терять его дружбы, решил избрать местом ближайшей стоянки порт Шиншеу, где рассчитывал получить от португальцев, прибывающих с Сунды, Малакки, Тимора и Патане, некоторые необходимые ему сведения, а также узнать, нет ли у них известий из Лиампо, так как на берегу ходили слухи, будто туда по приказу китайского императора направлен флот в четыреста джонок с сотней тысяч человек, чтобы взять всех оседлых португальцев и сжечь их суда и поселки; ибо он не хотел их больше терпеть на своей земле, с тех пор как ему сообщили, что они вовсе не такой надежный и миролюбивый народ, как ему раньше их изображали.

Когда мы прибыли в порт Шиншеу, мы нашли там пять португальских судов, которые уже с месяц, как пришли из названных мною мест; все они были очень рады и оказали нам самый радушный прием. Они сообщили известия с берега и сведения о товарах, сказали о том, что в порту царит мир и спокойствие, но относительно Лиампо не знали ничего, кроме того, что говорили им китайцы, а именно, что там остается на зимовку много португальцев, а также что туда недавно прибыло много наших земляков из Малакки, с Сунды, из Сиама и Патане, и все они там мирно занимаются торговлей. Что же касается большого флота, которого мы страшились, то его там не было; предполагалось, что он вышел к островам Гото на помощь понтирскому сукану ^{178}, у которого, по слухам, один его свойственник насильственным образом отобрал власть. А так как этот сукан недавно пожелал стать вассалом китайского императора ^{179}и выплачивать ему дань в сто тысяч таэлей ежегодно, последний и послал ему этот флот в четыреста джонок, на которых, по слухам, было сто тысяч человек, чтобы вернуть ему ту королевскую или княжескую власть, которой его лишили. Все это очень нас успокоило, и мы воздали за это множество благодарностей господу нашему.

Проведя девять дней в Шиншеу и пополнив наш военный отряд еще тридцатью пятью солдатами с этих пяти кораблей, которых Антонио де Фариа нанял на выгодных для них условиях, мы вышли в море и продолжили свой путь по направлению к королевству Лиампо.

Мы уже пять дней плыли против ветра, иной раз не в силах сколько-нибудь продвинуться вперед, несмотря на то что ложились то на тот, то на другой галс, как вдруг во время первой ночной вахты повстречались с небольшим рыбачьим парао, на котором находилось восемь израненных португальцев, из которых двое звались Мен Таборда и Антонио Анрикес. Это были почтенные и богатые люди, пользовавшиеся большой известностью в этих местах (поэтому-то я и привел их имена); были они в таком же жалком виде, как и остальные, и больно было на них смотреть.

Когда парао подошел к джонке Антонио де Фарии, последний немедленно приказал приютить у себя всех восьмерых португальцев, которые, как только поднялись на борт и увидали его, бросились к его ногам; он же встретил их весьма сердечно и тепло, проливая много слез при виде этих оборванных, нагих и босых людей, залитых собственной кровью.