- Далось тебе это лезвие! - ворчала Акилина Гавриловна.

Бунко молча встал и вышел.

- А вы преобразились на Москве, не то что у себя в лесу, - с восхищением оглядела прибранные головки лесных сестёр Всеволожа, пытаясь придать застольной беседе более приятное направление.

- И причёсаны, и наряжены! - вскочила из-за стола Янина, повернулась, как на смотринах, лебёдушкой.

- Это всё она, - кивнула на Бонедю Калиса.

- Ты лекаш, а я кравец, фрызьер, - попыталась улыбнуться грустная полячка. Ей стало одиноко по уходе Бунко.

- Что такое фрызьер и кравец? - не поняла Евфимия.

- Она говорит, Калиса - лечец, а себя называет портнихой да ещё и причёсницей, - перевела Янина. - Так оно и есть.

- Ой, не могу! - не находила себе места амма Гнева.

- Муси пани трохэ почэкаць, - произнесла Бонедя.

- Да говори же по-русски, - рассердилась боярыня.

- Она просит немного подождать, - сказала за подругу Янина.

Богумила с Калисой стали убирать со стола.

Ушла и Акилина Гавриловна, волею неприятного случая превратившись из волшебницы аммы Гневы в расстроенную Мамоншу.

Андрей Дмитрия погрузился в глубокие мысли, выводя незримые знаки ногтем на скатерти.

- Гориславка вот-вот вернётся. Выше носы! - принесла Калиса взвар и заедки.

Вошёл пасмурный Карион.

- Беда, - сообщил он с порога. - Был у железника Микулки Овдеева. Горислава не являлась к нему. Никто её ни в рукавичном, ни в шёлковом, ни в железном рядах не видел.

Амма Гнева слушала, застыв в противоположной двери. Потом заявила:

- Плохо. Смотрела по зернию и по книгам. С девчонкой плохо.

- Дёрнуло же послать её! - всплеснул руками Мамон.

- Дёрнуло облачить её в мою телогрею! - спохватилась Евфимия.

- Шшшто? - не поняла амма Гнева.

- Она свою тёплую сряду на её летник накинула, - объяснила свидетельница Богумила. - А что дурного?

- Дурное может быть вот что, - опустила голову Всеволожа. - За мной от великокняжеского дворца до Бутова сада увязался соглядатай не соглядатай, не знаю кто. С речами не приставал. Спросила путь, указал. Вошла в ворота, он повернул назад. Человек, мне не ведомый. Рыж, как тыква, усы морковками, очи злы.

- Вылитый Ростопча, истопник Марьи Ярославны, молодой великой княгини, - определила по описанию Мамонша. - Скверный человек.

- Он ли повредил Гориславе? - усомнилась Евфимия. - Видел меня вблизи. Не мог обознаться.

- Мыслишь, девоньку выкрал? - очнулся от глубоких дум Андрей Дмитрия.

- Не заметила ли с ним спутников? - спросила боярышню Акилина Гавриловна.

Евфимия покачала головой.

- Сам Ростопча не ввязнет в крадву, - размышляла Мамонша. - Укажет похитчикам издали. А издали вы с Гориславой схожи. И сряда та же… Богумила, - вскинула она взор на невзрачную деву чернавку. - Где в Кремле Житничный двор, тебе ведомо? - Та затрясла удивлённым личиком. - У церкви Рождества Иоанна Предтечи - хоромы Софьи Витовтовны, - стала объяснять амма Гнева. - С другой стороны храма - бывший двор митрополита Петра. Там теперь проживает правнук Гедемина, князь Юрий Патрикеевич На-римантов. Его в Кремле каждая собака знает. Самый ближний государю боярин! Ты спустись ниже, к Подолу. Первый из по дольных дворов - Житничный. Тщательно погляди: не там ли наша похищенница?

Богумила вышла из-за стола и с опущенной головой покинула Столовую палату.

- Нет у меня внятельного разумения твоих мыслей, - взглянула Всеволожа на амму Гневу.

- Ток моих мыслей прост, - пояснила та. - Из того, что от тебя слышала, заключаю: Литовтовне, как ты именуешь Софью, мир твой с Василиусом и нынешняя близость к нему ой-ой не по нраву! Ссора ваша ею подстроена весьма тонко. Осталось лапы на тебя наложить. У Ростопчи были спутники, не примеченные тобой. Не пешие, а в карети. Тебя с пути не взяли по многолюдству на улицах. В полуденное же время улицы, почитай, пусты. Вот Горислава и оказалась впору. Дай Бог, чтоб быстро выявилась ошибка.

- Зачем Богумиле Житничный двор? - не понимала Янина.

- Этот двор - отцовское наследство Василиуса - мать забрала и построила на нём житницы, - продолжила объяснения амма Гнева. - А под житницами-то погреб. А в погребе-то тюрьма. Личное, никому не подведомственное узилище великой княгини. Там уготовано было место нашей боярышне неведомо для чего и надолго ли. Если вместо неё попала под житницы Горислава, удастся ли ей поздорову выйти?

Все терпеливо ждали возвращения Богумилы.

- Никак не проникнет она туда, - беспокоилась Всеволожа.

- Ей не надобно проникать, - молвила Янина. Евфимия тут же сообразила: очам лесной ведалицы ни камень, ни дерево не преграда.

Все пребывали в неиспокое. А время шло…

Допили взвар. Калиса убрала со стола. Девы стали расходиться.

Дольше других в столовой палате оставались Всеволожа с Мамонами.

- Хоть бы поспела наша всевидица, пока поставят в Кремле рогатки, - вздыхал Андрей Дмитрия.

- Надобно исправлять ошибку. Мне, только мне! - поднялась Евфимия.

- Не бери в голову, - возразила Мамонша. - С Гориславой могла приключиться беда полегче каменного мешка. Может, она не там?

В дверях прозвучал голос Богумилы:

- Она там.

Следом вошла Калиса. Домашние собрались, кроме Янины, Бонеди и Кариона.

- Под Житничными палатами, - стала рассказывать Богумила, - ещё двухпрясельные палаты длиною с небольшим семь аршин и шириной такие же, а высотой четыре аршина. Примерно говорю, не взыщите. Туда ведёт белокаменная лестница, с коей верхняя палата соединяется узким проходом. А нижняя с верхней - лишь небольшим отверстием, только пролезть человеку. И там ещё тёсаный белый камень. Стенки и посредине, и сбоку по впадине. Так что в нижней палате как бы два каменных мешка, глубиною до трёх сажен. В них и ходу-то нет. Туда опускают сверху. В одном из этих мешков - наша Горислава.

- Она задохнётся там! - испугалась Калиса.

- В верхней и нижней палатах сделаны по две щечевых продушины для притоку воздуха, - успокоила Богумила.

Из двери поманил пальцем Карион:

- Идемте-ка, бабоньки. И ты, Андрей Дмитрия… Все спустились из хозяйского верха в поварню. Увидели там Янину с Бонедей. На лавке стояла лохань со свечой, полная воды. Евфимия вспомнила, как кудесничала Янина по просьбе племяшки Усти о женихе и увидела Васёныша в Набережных сенях над телом старика Морозова. Сейчас, очевидно, происходили те же кудеса.

- Прошэ замыкаць джви, - попросила Бонедя вошедших прикрыть за собою дверь.

- Нашла Гориславин платчик, - прошептала Янина в ответ на вопросительный взгляд аммы Гневы.

Все подошли к лохани.

- Прошэ заховаць цишэ, - попросила Бонедя соблюдать тишину.

Янина, склонясь над водой, зашептала на ляховиц-ком языке заклинания…

Вот обмакнула персты… Вот бросила в воду платчик Гориславы… Вот вода окровавилась… Вот Янина зажгла свечу… И вновь Евфимию поразил запах свежей крови. Ужли убивают Гориславу? Нет…

- Боже, она в застенке! - прошептала в ужасе амма Гнева.

- Ставят на огненную сковороду, - разглядывала воду Янина, - забивают щепы под ногти, подвесили, режут ноги…

- Хуже татар! - в бессильной ярости воскликнул Бунко.

- Шшш! Не спугните воду, - попросила Янина.

- Почему лик страдалицы так спокоен? Не кричит, даже не размыкает уст, - удивилась Евфимия.

- Горислава не чует боли, - напомнила амма Гнева.

И тут Всеволожа разглядела за истязуемой ещё одну жертву, чуть одаль висящую, нагую по пояс.

- Ещё кого-то привели к пытке, - задыхалась страхом Калиса.

- О-о-о! - в голос закричала Евфимия. - Не может, не может, не может такого статься! - и опрометью бросилась из поварни.

В глубине сада нагнал её Карион.

- Что стряслось, Евфимия Ивановна? Что с тобой?

- Я узнала. Она… она… - захлёбывалась словами боярышня. - Это Платонида!

- Кто? - допытывался бывший кремлёвский страж.

- Та… вторая… на виске… - Евфимия заходилась в рыданиях. - Мамушка Латушка!