Вот и земляной вал с большим рвом, деревянная башня с воротами… Затем вторая, каменная стена… Промелькнули крестцовые улицы, перерезанные там и сям переулками… Третья стена из камня и кирпича… Опять же крестцовые - Варварка, Никольская…

За глубоким рвом с водой - зубчатая крепость со стрельчатыми башнями и бойницами. В воротах несколько железных дверей, а посредине решетчатая железная. Решётка сама поднимается силой скрытой машины.

Евфимия впервые в Кремле. Да и на Москве давно не бывала. Раф, или Фёдор, Всеволожский взрастил дочь в далёком своём имении, в тишине и довольстве. Странно было увидеть, что многие городские дома безлюдны на вид, а улицы почти пусты. Слышала: только что пережита сильная моровая язва, объявшая государство Московское.

Заночевали в Вознесенском монастыре. Игуменья посетила отведённые им покои, осведомилась, довольны ли услужением и монастырскою трапезой.

Государь Алексей Михайлович, на днях возвратясь из похода, молился у Троицы, ночевал в своём загородном дворце в селе Тайнинском. С утра ожидался его торжественный въезд в столицу.

С отцом Евфимия повидалась накоротке перед выездом из Коломенского.

- Воспрянь духом, дочка, - наставлял Раф. - Из вас шести соперница у тебя одна, я разузнал доподлинно.

- Милославская Марья, - упавшим голосом произнесла Евфимия.

Раф склонил голову.

- Она… Государев любимец боярин Морозов Борис Иванович метит за себя Анну, сестрицу Марьину, вот и радеет о будущей свояченице в надежде породниться с царём.

Не добавила Евфимии твёрдости встреча с родителем. Замерев сердцем, стояла она на крыльце Вознесенского монастыря, наблюдая царский въезд в Кремль.

С утра гремели колокола. Говорят, первыми вышли встречать торжественное шествие купцы и ремесленники с подарками: иконами, сороками соболей, золотыми чашами. Впереди шло знамя. Обочь его - два барабана с боем. Затем - войско в три ровных ряда под цветными знамёнами. Под белым - все ратники белые, под синим - синие, далее шли под красным, зелёным, розовым… Знамёна огромные, с позолотой. На одном - Успение Владычицы с двух сторон, на другом - Нерукотворный Спас, на третьем - Георгий Победоносец, на четвёртом - Михаил Архангел, на пятом - Херувим с пламенным копьём, на шестом - Двуглавый Орел… Подле знамён - рынды с секирами. Народ стоял по бокам от земляного вала до дворца. Колокольный звон сотрясал землю. Царские лошади числом до двух дюжин везли карету в золоте и каменьях, их вели под уздцы. Затем - кареты бояр со стеклянными дверцами, украшенные серебром. Перед царём стрельцы с мётлами выметали путь.

И вот он, государь, в одеянии из алого бархата, обложенном по подолу, воротнику и обшлагам золотом и каменьями. Голова не покрыта. Пеший. Впереди и позади - иконы с хоругвями. И - только хоровое пение. Никаких музык. Даже барабаны смолкли. У Вознесенского монастыря Алексей Михайлович три земных поклона положил перед надвратной иконой. Игуменья подала ему большой чёрный хлеб - две монахини несли. Государь поцеловал его и пошёл в Успенский собор. Шесть избранниц в невесты были удостоены отстоять обедню в присутствии царя.

Приложившись ко кресту, государь удалился во дворец отдохнуть с дороги. Важнейшая из дворцовых мамок объявила невестам, что смотрины имеют быть повечер в Золотой палате.

Перед тем как предстать царю кравчий Семён Лукьянович Стрешнев распорядился поднести каждой из шести красавиц по фиалу вина, чтобы щёки порозовели и вольней текла речь. К Евфимии он особливо подошёл и совсем по-отцовски утешил:

- Воспрянь духом, девица.

В Золотой палате при стечении бояр и боярынь их расставили посредине, чуть особняком друг от друга.

Государь вошёл, и Евфимия могла вдоволь разглядеть его вблизи. Телом полон. Лоб низок. Лик бел. Подбородок обрамлен пушком. Волос тёмно-рус. Щёки пухлые. А лицо кроткое. И глаза очень мягкие. Что он говорил гордой смольнокудрой, напоминавшей греческую царевну Марье Милославской? Евфимия не услышала.

Вот царь подошёл к ней.

- Дочь Рафа, или Фёдора, Всеволожского, - небрежно молвил дядька и любимец царский Борис Иванович Морозов.

- Здрава будь, Евфимия Феодоровна, - ласково приветствовал Алексей Михайлович.

- И ты здрав будь, государь, - склонила она чело, покрытое невесомой фатой, украшенное живыми цветами.

- Напоминает Марию Хлопову, - слышно молвил на ухо царю Морозов.

Грудь Евфимии стеснило: знала от отца о судьбе Хлоповой, несчастной невесты покойного государя Михаила Фёдоровича, испрокуженной завистниками дворцовыми.

Кроткий взор царя сверкнул в сторону любимца.

- Замолчи, страдник. Где ты мог лицезреть Марью Хлопову?

Алексей Михайлович резко вышел из палаты. Прошёл шёпот меж бояр с боярынями. Марья Милославская спокойно ожидала царского решения.

Появился кравчий Стрешнев. Он внёс на блюде богато вышитый платок. На нём - кольцо. Тишина при этом воцарилась бездыханная. Всем было ведомо: царский посыл - знак выбора. Великий государь на первых же смотринах избрал себе невесту. Без лишних промедлений он желает зреть её своей царицей.

Милославская невольно вытянула шею.

Стрешнев прошёл мимо.

Он остановился перед Евфимиею Всеволожскою. Ей выпала судьба принять чуть задрожавшими перстами золотое блюдо - царский выбор.

На её чело тут же возложили вожделенный венец избранницы и повели из Золотой палаты под бурный говор радостных и недовольных.

- Куда…

- Куда ведут?

- Готовить к обручению!

Она внимала этим шепотливым восклицаньям, как во сне.

Потом стояла перед зеркалом, красивая, величественная. Лучистые ресницы, брови бархатные, очи глубокие, червонным шёлком - кудри, что вьются с радости, секутся от печали. Их прибирали и укладывали мамки.

- Ну, кудри кудрями, а дело делом, - подошла важнейшая из них и поднесла поддёвку безрукавую для стягиванья стана со шнуровкой на китовом усе. - Затягивайте постарательнее…

Мамки начали стараться. Евфимия металась, как в тисках.

- Ещё! Ещё! - приказывала старшая. - А ты потерпи, матушка, - дарила она сладкою улыбкою невесту- стройнее станешь, жениху ещё сильней поглянешься.

- Нет, нет… так не дойду…

- Ещё стяните чуть. Я надавлю, - велела твёрдокаменная мамка. - Вот теперь иди, родная…

- Куда ведёте?

- В палату Грановитую… Невесте с женихом колечки обручальные наденут при молитвах и благословении…

- Обручённая, что подаренная, - заглядывала ей в лицо искуснейшая из придворных одевальниц.

Её ввели.

Сам юный венценосец протягивал к ней руки, улыбаясь. Протягивал ли? Улыбался ли? Или стоял и ждал торжественно, как подобает? Жених уже не вьяве воспринимался ею. Он чудился. Она впадала в сон. И голова сама собой вдруг запрокинулась. И тело завалилось на чьи-то руки, крепкие, как подлокотники. И сон во сне исчез…

Исчезло всё на время, коего не ощутить и не измерить никому.

Очнулась в чужом доме. У одра сидел отец. По белым, как бумага, щекам в усы и бороду вползали слёзы.

-  О, дочь моя!

- Они сдавили мне бока, - сказала она шёпотом. - Я задохнулась.

- Морозов объявил, что у тебя падучая, - поведал Раф. - Распущен слух, что ты испорчена и к царской радости не прочна. Семён Лукьяныч Стрешнев якобы за волшебство от должности отставлен, тут же сослан в Вологду. И нас ждёт ссылка.

- За что? - собравшись с силами, воскликнула Евфимия. - Поди, скажи: всё это - мамка… Я запомнила её суровый лик.

Раф только тяжело вздохнул:

- И слушать некому. Невестой царской стала Марья Милославская. Морозов одолел. Государевой радости в женитьбе учинил помешку. Хотя пожалован был честью и приближеньем больше всех. Поставил это ни во что. Себя лишь богатил. При царской милости, кроме себя, не видел никого. Да что уже теперь? Всё кончено.

- Где мы? - спросила слабым голосом недавняя невеста государева.

- Мы в подмосковной боярина Туленина Евстрата. Ему Морозов поручил нас под надзор, пока не увезут…