Вот и окончилась всенощная у Пречистой. Всеволожа подошла ко кресту. С ним вышел сам местоблюститель митрополичьего стола, епископ Иона, в золотом саккосе. Евфимия слышала, что он родом галичанин, сын боярина Фёдора Опаушева прозвищем Одноуша. Покойный галицкий князь Юрий Дмитрич хорошо знал его семью, а значит, знавал его и Дмитрий Юрьич, хотя владыка Иона постригся двенадцати лет. Фотий, митрополит, коего юницей помнила Всеволожа, посетил однажды московский Симонов монастырь и, как рассказывал отец Евфимии, узрел там юного инока, мирно спящего. Удивлённо посмотрел на кроткое величественное лицо и изрёк: «Сей юноша будет первым святителем земли Русской!» То был Иона.

Евфимия поцеловала крест и направилась к выходу. Отсутствие своей карети у паперти ныне не смущало её. Привыкла ходить пешком. Не обращала внимания на бояр. Да и бояре были не те. Нет ни Кобылиных-Кошкиных, ни Сорокоумовых, ни Оболенских, ни Филимоновых, ни Акинфовых. Их места заняли Константиновичи - Иван, его братец Пётр, что подстрекал к буре Витовтовну рассказом о золотом источне, Никита, что поймал великого князя в Доме Преподобного Сергия, в стенах храма Живоначальной Троицы. А с Константиновичами небезызвестный Евфимии воевода Вепрев. А с ним Фёдор Галицкий, Михаил Сабуров, ближние, хотя и не родовитые Шемякины слуги.

Вдруг Всеволожа встретила одного из прежних именитых лиц - Ивана Ивановича Ряполовского. Он, несомненно, узнал её, ибо с паперти спускался след в след.

- По ком плачно оделась, боярышня? - прозвучал его низкий голос почти у самого уха.

- По многострадальной стране нашей, - тихо произнесла Евфимия и спросила: - А ты, княже, по ком облачился в чёрное?

- По детям нашего государя, преданным вероломцу, - отвечал Ряполовский.

Они отошли чуть в сторону от боярских карет и челяди.

- Что-то не пойму, князь Иван, - остановилась Евфимия. - Кто вероломец? Почему преданы?

- Преданы по нашему неразумию, - пробасил недавний её сподвижник. - А вероломец - Шемяка. - Видя растерянность столь деятельной храбруши, князь доверительно пояснил: - Передавая в Муроме Ивана и Юрия на владычню епитрахиль, я с братьями и воеводой поверил: похитчик власти не учинит им зла. И вот - доподлинное известие: княжичи ввержены в тесное заточение с матерью и отцом.

- Не может статься! - возразила Евфимия. - Владыка Иона в Угличе видел Василиуса и Марью свободными.

- Едва удалился преосвященный, - продолжил князь, - государь с государыней вновь оказались в темнице, откуда на время были извлечены. Да ещё и два сына - с ними.

- Владыка знает? - спросила боярышня.

- Вряд ли, - вздохнул Ряполовский. - У него забот полон рот: местоблюститель митрополичьего стола! Борется с остатками ересианства исидорского в Южной Руси.

- Надобно довести, - решительно заявила Евфимия.

- Доводчиков караулят доглядчики, - усмехнулся князь. - Нет, - примолвил он. - Мы решили иное. Нынче же покинем Москву. У Волока Дамского ждут Стрига-Оболенский, сын нашего муромского воеводы, да братья Сорокоумовы, Иван Ощера с Бобром, да Семён Филимонов, да Юшка Драница, да Русалка с Руном и иными детьми боярскими. Придём к Угличу, овладеем им, освободим мученика с семьёй.

- Опять кровь! - поникла Евфимия. - Не лепше ли словами исторгать кровь души, нежели мечами кровь тела?

- Шемяка внемлет лишь языку меча! - отчеканил князь и распрощался с боярышней.

Евфимия не ушла от храма. Она прохаживалась по площади в виду отверстых соборных дверей и паперти, засиженной нищими. Вот вышел Иона в мантии, в окружении иподиаконов и священства. Боярышня заступила путь. Бердышник урядливо подскочил:

- С дороги!

Её несомненно бы отогнали, не возопи она во весь голос:

- Владыка!

Епископ воздел десницу. Охраныши оставили Всеволожу в покое.

- Что тебе, дочь моя?

Всем зреньем тела чувствовала, как подозрительные глаза сверлят и справа, и слева. Вот уж воистину доводчика сторожат доглядчики. Пусть! Одиночке трепетать не за кого, только за себя.

- Владыка! Я Евфимия Всеволожа, дочь боярина Иоанна. Дмитрий Юрьич солгал тебе. Старшие сыновья Василиуса в темнице!

Иона малое время стоял в раздумье. Потом вымолвил тихое повеление одному из ближних. Монах подошёл к боярышне:

- Следуй за мной, дщерь Божья!

Ещё чуть спустя она сидела в митрополичьей карете. Введена была незаметно, со стороны, противоположной площади. Когда архиерей с келейником взошли, тут же вознамерилась говорить. Владыка остановил поднятой дланью:

- Выслушай, дево! Знавал твоего родителя, кое-что доходило и о тебе. Потому глаголы твои перевешивают сомнения. Молвка о том же из других уст не внушала веры. Вопросить Дмитрия Юрьича?

- Вопроси, владыка, - поддержала боярышня. - Лучше в моём присутствии, чтоб вдругожды не солгал. Мне не солжёт. Увижу насквозь!

- Ты бестрепетна! - заметил епископ.

- За себя ль трепетать? - спросила Евфимия. - Для меня земная юдоль, не успев начаться, окончилась.

Иона велел ехать ко дворцу. Евфимии предложил:

- Обрящь Небесную юдоль, прими постриг.

- Ещё не всё успела в миру, - потупилась Всеволожа. - Уйду, когда душой успокоюсь.

Остановились у Красного крыльца. Дворец из пожарища воздвигся с любовью, да не для Василиуса. Бывая у Софьи, боярышня видела не всё завершённым. Сейчас убранство, ухоженность, как у жениха к свадьбе, - вот так дворец! Похитчик готовится к торжествам. Спешит надеть золотую шапку, принять помазание на власть.

Иона прошёл в Крестовую со спутницей в чёрной понке.

Посланный оповестил Дмитрия Юрьича, тот явился. Благословясь, спросил:

- Чем понапутствуешь, святый отче? - Тут же узнал Евфимию. Самоуверенность поколебалась во взоре. - Зачем с тобой эта дева?

Епископ без обиняков объявил:

- Дочь Всеволожа доводит, что ты покривил душой: пообещал ведь освободить слепого, соединив его с сыновьями?

- Да, обещал, всё так, - бормотал Шемяка. - Ныне же мыслю над, - он запнулся, - над тем, как…

Иона прервал его:

- Будучи в Угличе, видел Василья Васильича и Марью Ярославну свободными. С лёгким сердцем вручал им детей невинных…

- Едва преосвященный уехал, - вступила в разговор Всеволожа, - великокняжеская семья и с малютками вновь вверглась в тесноту.

- Замолчи! - сжал кулак Шемяка. - Все-то ты знаешь! Откуда тебе всё ведомо?

- Ах, сыне, сыне! - останавливал бурю владыка.

- Князь Ряполовский узнал доподлинно, - ответила Шемяке Евфимия. - Станешь запираться?

Юрьич отскочил, уставился в оконце цветной слюды.

- Не запираюсь… Надобно время… Не вдруг такое свершается… Сегодня - милостивец, завтра локти кусай!

Евфимия презрительно отвернулась:

- Милостивец! Князь не сдержался:

- Дозволь, владыка, велеть ей выйти? Иона сказал сурово:

- Сделал ты неправду, а меня ввёл в грех и срам. Ты обещал и князя великого выпустить, а вместо того и детей его с ним посадил. Ты мне дал честное слово, и бояре меня послушали, а теперь я остаюсь пред ними лжецом. Выпусти несчастных, сними грех со своей души и с моей! Что тебе могут сделать слепой да малые дети? Если боишься, укрепи его ещё крестом честным…

Тут вошёл Иван Андреич Можайский. Благословился у владыки, не заприметил Евфимии, сообщил Шемяке:

- Брат, Ряполовские убежали!

- Лихое продолжение смуты! - добавила Всеволожа.

Иван Андреич вытаращил на неё глаза.

- Враг с ними, с Ряполовскими! - процедил Шемяка.

- Отпусти слепого, - приказал святитель. - Богом взываю, как твой молитвенник!

Можайский, не мешкая, сообразил суть речей и встрял:

- Не сверши оплошины! Вспомни про отца и Коломну…

Дмитрий в замешательстве метался очьми от Ивана к владыке, от владыки к боярышне.

И тут Всеволожу будто толкнул нечистый. Впервые в жизни она, не обдумав, высказалась:

- У Волока Дамского Ряполовских ждут Стрига-Оболенский, Сорокоумовы, Филимонов, Драница с Русалкой, Руном и иными детьми боярскими. Двинут соединённые силы к Угличу. Устоишь ли в Москве перед ослеплённым её государем?