Ох уж эти женщины...
Сидя за своим рабочим столом в кабинете, Игорь Андреевич разбирал деловую почту.
От большой заграничной бандероли его отвлекло письмецо в узком «дамском» конверте. Отвлекло тем, что конверт не был заклеен, а само письмо выглядывало оттуда так, будто просило: ну прочти же меня скорей! На конверте не значилось ничего. Заинтригованный, Шведов быстро вынул листок и, мгновенно узнав аккуратный Машин почерк, принялся читать...
Письмо подействовало на Игоря Андреевича так, как будто бы в нем содержался четкий и беспощадный диагноз онколога.
Мгновенно посерев лицом, Шведов достал из бара бутылку коньяку, быстро налил себе рюмку, выпил залпом, как водку. Потом, ткнув кнопку селектора, попросил Регину зайти.
Регина появилась немедленно.
Шведов глядел на нее волком. Сесть не предложил, рявкнул, с трудом сдерживая приступ бешенства:
— Ты стерва, не правда ли? Я тебя держу за друга, за верного человека, а ты редкостная стерва!
— Что случилось, Игорь Андреевич? — Регина округлила зрачки. — Меня кто-то оклеветал? Если помните, такое случалось уже. Потом вы убеждались, что напрасно катили на меня бочку и очень извинялись, один раз даже с розами!
— Скажи-ка мне, нежная роза, — перебил Регинин монолог в собственную защиту модельер, — как и почему попало сюда это письмо?
Одной рукой Шведов держал конверт, а в другой — листок с текстом.
— Я так не могу, на расстоянии. Позвольте?.. — Регина потянулась было за письмом, которое сама же утром по просьбе Ползуновой положила на поднос с почтой, но Шведов осадил ее:
— Не придуривайся! Отлично ты его узнаёшь! Но кто тебе его подкинул? Совсем другому человеку адресованное, как оно попало сюда? Молчишь... Что за «друзья» тут у меня шастают?! Такие могут и кобру подбросить и мину противотанковую... А ты будешь хлопать глазами?!
— А вы научите, как сортировать посетителей. Те, кто с виду и так шелупонь, к нам не проникают, а как про остальных дознаться, что у них на уме?
— Философствовать будем, да? О человеческой природе, о ее коварстве? А как же с письмом все-таки? Ни сном ни духом? Впервые видишь?
— Не впервые, нет, зачем? Но мне первых двух строк было довольно, чтобы узнать почерк Марии Петровны. А читать дальше — извините, я не так воспитана...
— Ой, да ладно! Почерк она узнала! С каких, извини меня за выражение?.. Где ты могла письма ее видеть или вообще любую ее писанину? Врешь нагло и не краснеешь. Чтобы так врать, нужно предположить, что я уже совсем ни черта не смыслю в людях вообще и в бабах в частности!
У Шведова не было никаких сомнений, что в этом деле не обошлось без его верной администраторши.
Зазвонил телефон. Шведов долго не снимал трубку, потом наконец не выдержал:
— Але! Нет здесь никого! Он умер! — и бросил трубку на рычаги.
— Так говори, — повернулся он к Регине. — Если тебе, конечно, есть что сказать...
Семендяева добралась до Сергея быстро, благо жила недалеко. Позвонила в дверь. Открыл сам хозяин.
— Привет. Проходите, Леночка.
— Что, я сильно вас переполошила? — деликатно осведомилась Лена, входя. — Извините, ради Бога...
— На кой ляд вы его снимали хоть?
— Чтобы с пальца не смылось... Чтоб потом вы, например, не сломали об него зуб...
— Я готов сломать два зуба, лишь бы нашлось. Я уж искал-искал... какое оно хоть? Золотое?
— Сереж, я ж вам сказала: серебряное. Но там небольшой бирюзовый скарабей.
— Бирюзовый — кто?
— Ну, камушек... Пошли на кухню.
— Хорошо еще, что я эти четыре дня не выносил мусорное ведро, — «похвастался» Сергей. — Только вы такая нарядная, Лена... А вдруг нам ковыряться в чем-нибудь придется? Не с руки как-то...
— Нарядная, Сереженька, потому что к вам, — просияла Семендяева. — Очень приятно, что вы оценили. А в помойке рыться мы не будем...
— Ну почему же? Там же, извините, пищевые отходы, не так уж и приятно. Ну что вы смеетесь? Бирюза, серебро — это не шуточки, во что бы то ни стало надо найти. Давайте логически... Куда вы могли его приткнуть? Понятно, что автоматически, но все-таки?
— Сереж, умоляю, — попросила Лена, — не зацикливайтесь на кольце. Спокойнее. Найдется — хорошо, нет... тоже неплохо. Давайте относиться к этому философски. Одно потеряли, может, другое что-нибудь найдем...
— В каком смысле? — не уловил подтекста Сергей. В кухню заглянул Анатолий Федорович.
— Сережа... — Тут только увидев Лену, закивал: — Ой, здравствуйте, добрый день... Или у нас вечер уже? Я Анатолий Федорович, Сережин папа.
— Очень приятно. Лена... — На самом-то деле Лене было не очень приятно — ведь она отчего-то полагала, что они с Сергеем в квартире одни, как в прошлый раз.
— Лена, я отниму у вас Сережу на две секунды, ладно? От силы — на четыре...
— Пожалуйста...
— Тем более у вас тут есть чем заняться, — поддержал отца Сергей. — Ищите, Лена. Ищите и вспоминайте.
И мужчины удалились в коридор.
— Слушай, хорошенькая, — тут же шепнул сыну Анатолий Федорович.
— Возможно. Ты что хотел, папа?
— Желание мое наивное, по всей вероятности, но оно, понимаешь, настырное! — Анатолий Федорович кашлянул, как делают люди, переступающие через неловкость. — Вот у меня при себе... Ну, в общем, ни то ни се... Хотел в киоске на углу купить чего-нибудь, ну, хоть этих «марсов», что ли, «кока-колы», чтобы мальчишка не сравнивал свой дом с домом чужого дяди не в пользу... — Не договорив, Анатолий Федорович опустил глаза. — Я знаю, конечно, что это дешевый популизм, так сказать, в стиле Жириновского, но... В общем, добавишь немножко?
Сергей молча достал деньги, протянул несколько бумажек отцу.
— Держи. Но уж больно он дешевый, этот твой популизм...
— Вот спасибо, — Анатолий Федорович быстро убрал деньги в кошелек. — Я быстро. А что Сашка один там побудет — не бери в голову: он увлечен некоторыми реликтовыми ценностями. Там, знаешь, есть такие марки... Да! А тебе опять повторю: хорошенькая! Только вот... Не стерва ли?
Сергей рукой махнул.
— Пап, не гадай. Без толку это. Там, возьми мои ключи... Анатолий Федорович кивнул, и они разошлись: Анатолий Федорович одеваться, Сергей — обратно на кухню.
— Сереженька, что же вы мне не сказали по телефону, что сегодня не с руки вам, что папа у вас тут? — спросила Лена.
— Не только. Еще и сын. То есть потому дед и нагрянул, что по внуку соскучился.
— Понятно... Но я-то могла и в другой раз. Мне-то не к спеху.
— Как — не к спеху! Четыре дня валяется где-то кольцо и посмеивается над нами, недотепами. Я хотел ведро сегодня вынести...
— Да что вы мне все — ведро, ведро! Такая семейная идиллия, а я тут, - следопыт непрошеный! Нет, я лучше пойду. Как-нибудь в другой раз... — Лена двинулась в прихожую.
Сергей последовал за ней. Прорвавшееся Ленино раздражение щепетильный Сергей растолковал по-своему:
— Лен, я не брал его, чем хотите, клянусь! Я даже на вас его не помню!
— Вот какой вы человек, Сережа... «Не помню»...Так, невзначай, приватизируете чье-нибудь сердце, а потом скажете: да не брал, не помню! Еще не факт, что оно было у вас! И предложите обыскать ведро! Шучу, не сердитесь... Примите, Сергей Анатольевич, горячие мои извинения и просто забудьте, выкиньте из головы эту историю. Может, еще позвоню и скажу: случай тяжелого маразма — колечко лежит себе преспокойно в ванной. Да, я такая... Привет!
Лена сама открыла дверь и шагнула на лестничную клетку.
— Очень желаю вам, Лен, чтобы так все и вышло, — проговорил Сергей на прощание. — Не забудьте позвонить в любом случае!
Лена молча пошла к лифту. Вызвала.
— Эй, Леночка, а вы гораздо веселей казались, когда пришли! — Сергей все еще не закрывал дверь. — Тоща надежды были, да?
— Была, Сережа, была. И сплыла. Обычное дело... Мне, наверное, трудновато будет позвонить вам... Не спрашивайте только почему, ладно? Да, я сама что-то спросить хотела... А, да! Вы курите или бросили уже?
