Обстановка сложная. Я лежу в первой цепи. Думаю, что же предпринять? В Севастополе куда труднее приходилось, чем здесь. Подползти бы к дзоту и гранатой заглушить амбразуру… Но как? И все же попытаюсь… Кивком даю понять ротному, что сам пойду на дзот. Ротный дает добро, предупреждает: «Будь осторожен!»

Ползу навстречу опасности. Втискиваюсь телом в выбоины, рытвинки — ползу по-пластунски, Стремлюсь двигаться побыстрей и прилагаю для этого все силы. И так метр за метром… Знаю, что на меня смотрят бойцы, ждут, чтобы я осуществил задуманное. На траве серебрились росинки. И от этих капель я уже весь мокрый. Роса холодная, а у меня со лба капает другая роса — пот. Перед глазами — стреляющий дзот. Один лишь дзот среди зеленого разнотравья.

Дзоты… Сколько их перевидел за войну — посылающих струи смертоносного свинца, огнедышащих. Но вот так, чтобы с глазу на глаз, — впервые. Прикинул — дзот уже совсем недалеко — сорок, а может, и меньше метров отделяет меня от бугорка с амбразурой. Ну, думаю, сейчас я тебя угощу. Приподнялся и швырнул гранату. И упал, затуманилось в глазах. А ноги будто отняло. Что со мной? Оказалось, очередь вражеского пулемета пришлась мне по ногам. В сапогах полно крови. Чувствую, одолевает слабость.

Я знал: истечет кровью человек — не сдвинется с места. Именно в эти секунды понял, что надо спешить, надо торопиться к дзоту, пока не поздно. Схватил зубами росистую траву, чтобы утолить жажду. Стиснул намертво зубы. И как автомат заработал локтями. «Доползти, только бы доползти…» Пальцы сжаты в кулаки. Локти исцарапаны. Я ими рою землю, упираюсь, подтягиваю вперед обессиленное тело. И так вершок, другой, третий…

Что-то укололо в грудь. Черт возьми! Какой-то ржавый кусок металла разорвал на груди тельняшку, матросскую тельняшку. «Крепись, матрос», — подбадривал сам себя. Дзот уже рядом. Вражеский пулемет безостановочно бьет по полю, где лежат бойцы роты. Но пули меня уже не достигают. Я в непростреливаемом пространстве. Облегченно вздохнул, хотя силы мои иссякли. Мобилизовав всю волю, подобрался вплотную к амбразуре и бросил в нее гранату. Противотанковую… Что было дальше — ничего не помню. Упав на амбразуру, потерял сознание.

О дальнейших событиях на поле боя узнал от своих однополчан.

…Дзот замолчал, и с криком «ура» бойцы бросились вперед. Пошла рота, затем батальон, полк. Те, кто видел меня лежащим у дзота, считали погибшим. А я, всем смертям назло, выжил. Подобрали санитары, доставили в полевой госпиталь. Затем отправили в тыл. На госпитальной койке застал меня День Победы.

В родном селе меня не ждали — похоронили. Пришло домой письмо на имя отца о том, что его сын Владимир удостоен звания Героя Советского Союза. И вдруг я приехал из госпиталя. Радость была в доме большая. Сельчане приходили в дом, расспрашивали. Кто-то из них сказал так:

— На подольской земле наш Владимир рос, днепровскую воду пил, черноморской умывался. Вот и силы набрался. А сильного человека не так просто врагам одолеть.

Вызвали меня в Москву. Из рук товарища Н. М. Шверника получил я награду — орден Ленина и Золотую Звезду Героя.

В родном селе Зиньки так и живу все время.

Случилось так, что в моем родном полку считали меня погибшим, и песню даже пели о том, как Майборский, закрыв амбразуру вражеского дзота своим телом, погиб смертью храбрых. А однажды (это было в шестьдесят первом году) на озеро, что у села Зиньки, приехали порыбачить военные. Разговорился я с ними. Они-то и помогли мне разыскать часть — мой родной полк и дивизию. Теперь я часто приезжаю в гости к своим однополчанам. Горжусь тем, что воины Самаро-Ульяновской умножают славные боевые традиции отцов, зорко несут службу по защите нашей социалистической Родины.

Тимофей Алексеевич Симаков, уроженец Городищенского района Пензенской области, с первых дней нападения гитлеровцев ушел на фронт. Участвовал в битвах под Москвой, Сталинградом, сражался на Днепре, в Прикарпатье. Он погиб 26 июля сорок четвертого. На улицах Станислава лейтенант Симаков водил в последние атаки свою роту — 1-ю роту 796-го стрелкового полка. За мужество, проявленное в этих боях, ему присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Наградной лист, материалы фронтовых газет, оперативные сводки штаба, хранящиеся в архиве, помогли восстановить ратные дела последних напряженных фронтовых дней лейтенанта Симакова.

… В землянке собрались командиры рот, взводов батальона. Комбат кратко охарактеризовал боевую обстановку. 141-я стрелковая дивизия переходит в наступление на Станислав. 796-й полк идет на главном направлении. На маршруте наступления — Днестр.

— Нашему батальону приказано завтра к вечеру выйти к Днестру и форсировать его. — Комбат обвел взглядом офицеров. — Какая рота пойдет первой?

— Первая! — отозвался лейтенант Симаков.

— Что ж, согласен, — одобрил комбат. — Надеюсь на вас. Желаю успеха.

На второй день, когда над землей спускались сумерки, к Днестру подошли бойцы 1-й роты. Они притащили к берегу лодки, бревна, доски. Связали несколько плотов. Почти вся летняя ночь ушла на подготовку переправочных средств.

Незадолго до рассвета бесшумно отплыла первая группа бойцов. Ротный напряженно вслушивался, ожидая, что вот-вот тот берег ощетинится, загрохочет выстрелами. Но пока спокойно. Симаков отдал приказ переправляться всей ротой.

Бойцы роты, очутившись на правом берегу, начали бой с противником. Ведя огонь из автоматов, пулеметов, пустив в ход гранаты, они ворвались на позиции противника. Все оказалось так, как докладывали наши разведчики: здесь, у реки, находилось боевое охранение врага, основные же силы гитлеровцев сосредоточивались на высотах 307,9 и 319,0. Нужно было сбить врага с этих высот и овладеть ими. Симаков уже продумал, как взять укрепленные высоты, но неожиданно раздались голоса;

— Идут проклятые, идут на нас!

Быстро светало. Гитлеровцы решили отбросить переправившуюся роту обратно за Днестр. Трижды фашисты спускались с высот, трижды атаковали наших воинов на плацдарме. И трижды откатывались назад, теряя десятки солдат.

Враг не мог сломить сопротивления роты. Случались моменты, когда, казалось, вот-вот гитлеровцы столкнут роту с рубежа. В такие минуты бойцы видели ротного там, где сильнее нажимал враг.

— Выстоим, орлы! — призывал лейтенант.

Очередную атаку рота отбила с большим трудом. И если бы снова противник усилил натиск, могло создаться критическое положение. Но гитлеровцы, видимо, выдохлись и не пошли. Этим воспользовался Симаков, решив повести роту в контратаку.

С восточного берега ударили пушки, открыли огонь полковые минометы. Кончалась пятнадцатая минута огневого налета. Тимофей Алексеевич еще раз окинул взглядом окружающих его бойцов, посмотрел на местность, по которой предстояло двигаться к огнедышащим высотам. Рядом с ротным — младший лейтенант, командир батареи, прибывшей с восточного берега поддержать роту огнем.

— Товарищ младший лейтенант! — обратился ротный к артиллеристу. — Пойдем в атаку — не жалей снарядов!

— Угостим фрицев как надо, — пообещал пушкарь.

Симакову стало легче на душе. Для ведения боя он все предусмотрел: и отвлекающий маневр силами одного взвода на фланге, и главный удар двумя взводами в седловину меж высотами.

По сигналу ротного взводы устремились на врага. Затрещали автоматы, раздались глухие разрывы гранат в траншеях.

— Пулеметчик, за мной! — подал команду расчету «максима» командир роты и пошел за двумя взводами.

Огонь артиллеристов, дружная атака стрелков вынудили фашистов оставить занимаемые высоты. Окопы и траншеи на обоих высотах заняли бойцы 1-й роты. Симаков обошел взводы, отделения.

Пока переправлялись через Днестр главные силы полка, 1-я рота прочно удерживала свой рубеж на правом западном берегу.

На пятый день боев после форсирования Днестра рота Симакова одной из первых подошла к окраинам Станислава.