Старший лейтенант повел роту, и вскоре завязался бой в тылу противника. Среди гитлеровцев, не ожидавших внезапного удара, началась паника. После короткого боя гарнизон, оборонявший Кельменцы, был разгромлен, захвачены трофеи и пленные.

Старший лейтенант Богашев был первым среди атакующих, он лично уничтожил несколько огневых точек врага, дерзко и бесстрашно дрался в рукопашной.

Александру Иннокентиевичу Богашеву присвоено звание Героя Советского Союза. Ныне капитан в отставке А. И. Богашев проживает в городе Бийске Алтайского края.

Форсировав Прут, танки двигались дальше по буковинской земле. Противник мог появиться в любую минуту. Гвардии лейтенант Г. Карюкин невольно улыбнулся, вспомнив поговорку, которую в последнее время часто повторяли в 45-й гвардейской танковой бригаде: «Русские на Прут — фашисты бегут». Выглянув из люка, он окинул холмистую местность. Танк Карюкина идет первым, прокладывая путь остальным экипажам.

«Не дадим фашисту прорваться. Для того и мчимся на всех парах к городку с таким чисто славянским названием Сторожинец», — не выходило у Карюкина из мыслей.

Лейтенант откинул крышку люка, приподнялся, опершись локтями, жадно вдохнул свежий мартовский воздух. За его танком шли машины гвардии младших лейтенантов Чугунина и Кривенко. Вместе с танкистами двигались четыре артиллерийских орудия и две роты стрелков. Среди пехотинцев отыскалось несколько уроженцев Ульяновщины — земляков Карюкина, с которыми он познакомился перед выступлением на задание. Все они — бывалые солдаты, воевавшие с сорок первого, как и он, черпавшие домашние новости из редких дорогих весточек — писем. Поговорить вволю с земляками не удавалось.

А хотелось вспомнить родной город, Волгу, мысленно пройтись по знакомой до подробностей улице Водников. А может, кто-то из них в одной с ним школе учился, той самой, которую Геннадий успел закончить накануне войны? Три года, — словно вечность для него на фронтовых дорогах. И вот одна из них пролегла по Буковине, ведет его к Карпатам.

Мысли Геннадия прервал раскатистый звук упавшего неподалеку снаряда. По броне танка сильно стукнул то ли осколок, то ли подброшенный взрывом камень.

— Не сбавлять скорости! Огонь! — подал он команду по радио. Фашисты не успели опомниться, как советские танки ворвались на околицу села Драчинцы. Группа гитлеровцев, безуспешно пытавшаяся преградить им дорогу, в панике отступила.

Занялись своей работой пехотинцы. Дружно перебегая от хаты к хате, выкуривали засевших там фашистов. Эти схватки длились недолго, и вскоре автоматчики опять заняли свои места на машинах.

— Что, командир, легкая встряска? — услышал Карюкин в шлемофон спокойный голос Чугунина. — Главная драка у нас впереди — осталось каких-нибудь двенадцать километров…

Как только танки миновали небольшой лесок, наметанный глаз Карюкина различил наспех замаскированные боевые порядки противника. Жестом руки он подал команду остановиться. В бинокль лейтенант увидел танки и артиллерию врага. Такую силу лобовой атакой, как там, в Драчинцах, не возьмешь. Карюкин принял решение атаковать своим танком гитлеровцев с фронта, а остальным экипажам идти в обход и ударить с фланга и тыла.

Машина Карюкина, дождавшись условного сигнала к атаке, ринулась на оборону врага.

Фашисты обрушили на тридцатьчетверку всю мощь огня. Но танк, маневрируя по полю, стреляя из орудия, упорно двигался к траншее противника.

Гитлеровцы, увидев, что на них вышла только одна тридцатьчетверка, осмелели. Они бросили из укрытий свои «тигры». В одного из них сразу же попал снаряд — танк загорелся. Это экипаж Чугунина, обойдя Сторожинец справа, неожиданно вышел на огневые позиции вражеской батареи.

Ошеломленные фашисты, даже не попытавшись развернуть орудия, бросились врассыпную. Тридцатьчетверка Чугунина, подмяв под себя гаубицы, прорвалась с тыла к танкам противника и метким выстрелом взметнула столб огня над очередным «тигром». Минуты растерянности, охватившей остальные экипажи фашистских танков, хватило для того, чтобы наводчик экипажа Карюкина вогнал снаряд еще под одну башню с ненавистной свастикой.

В это время с левого фланга открыла огонь машина гвардии лейтенанта Кривенко. Сразу двумя факелами вспыхнули вражеские танки. Остальные начали беспорядочно отходить.

— Не давайте фрицам опомниться, гони их, ребята! — радировал Карюкин.

Три советских танка начали преследовать «тигров». Пехота сломила сопротивление вражеских автоматчиков. Подбив еще несколько бронированных машин врага, тридцатьчетверки пришли на помощь пехотинцам. И вовремя. Подтянув свежие силы, гитлеровцы хотели закрепиться в крайних домах. Но, увидев надвигавшиеся на них тридцатьчетверки, прекратили сопротивление.

В своей книге «Танки идут на Берлин» генерал армии А. Л. Гетман так написал об этом: «В результате скоротечного боя городок и станция были к исходу дня полностью очищены от противника. При этом рота гвардии лейтенанта Карюкина уничтожила до ста вражеских солдат и офицеров, пять танков, пять артиллерийских орудий, десять пулеметов… Заняв круговую оборону в Сторожинце, танкисты отрезали противнику пути отхода из города Черновцы».

Черновцы оказались в клещах подразделений войск 11-го гвардейского танкового корпуса. С наступлением темноты, перегруппировав силы, гитлеровцы хотели пробиться через Сторожинец, Но на подступах к нему были встречены плотным огнем танковой роты лейтенанта Карю-кина. Все попытки врага сломить сопротивление не столь мощного, как они узнали потом, заслона советских войск оказались безуспешными. Словно три былинных русских богатыря, встали на пути врага танки Карюкина, Чугунина, Кривенко.

Родина высоко оценила боевой подвиг Геннадия Петровича Карюкина, Феодосия Пименовича Кривенко, Михаила Васильевича Чугунина, отличившихся в боях за Сторожинец. Все три гвардейца награждены орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

Именем Г. П. Карюкина, совершившего свой подвиг в боях на буковинской земле, названа одна из улиц Ульяновска — его родного города, о котором он ни на миг не забывал на трудных дорогах войны.

Осенний ветер раскачивал ветви деревьев, устилая золотым дождем серую ленту асфальта. Позади был Киев. И вот уже Борисполь. Сойдя здесь, я направился вдоль извилистой улицы имени Дзержинского и почти в конце ее свернул во двор, окаймленный вишневым садом. Навстречу вышел высокий, чуть сутулый пожилой мужчина — Федор Яковлевич Шкиль.

Светлая просторная горница. В центре стены — портрет юноши в форме офицера-танкиста: гладко причесанные волосы, широкие черные брови, выразительные глаза.

— Вася? — указал я взглядом на портрет.

— Да, но откуда вы знаете?

— Знаю, и не только я…

Мне действительно многое было известно о Василии. О младшем лейтенанте В. Шкиле рассказывали однополчане, с которыми он шагал фронтовыми дорогами. В моем блокноте насобиралось много записей о его боевых делах. О том, как сражался под Сталинградом, где получил ранение, как таранил «тигра» на Курской дуге, как громил фашистов на Украине — на Днестре, в предгорьях Карпат. Был там записан и бориспольский адрес родителей Василия. И вот, наконец, представился случай навестить их.

— Был и я на фронте, с сыном вместе, — тихо говорит Федор Яковлевич. — Однажды в бою вижу: горит, полыхает танк. Бегу к нему. Неужели, думаю, там Вася? — отец опустил голову, вздохнул, и сошлись скорбно козырьки его бровей. Глаза повлажнели…

Воцарилась тишина. Ее нарушила хозяйка дома, Елена Терентьевна.

— Ты, Федор, рассказал бы лучше, как Вася навестил нас в сорок четвертом. Вот в такую, как нынче, осеннюю пору…

— Верно, — отогнал грустные мысли Федор Яковлевич. — Тогда Вася приезжал под Киев получать где-то на разгрузочной станции танки. Ну и заглянул в отцовскую хату. Веселый был. Грудь вся в орденах и Золотая Звезда Героя сияла. Я как раз после ранения на фронте находился дома.