Англичане распустили слух, что русские обманули испанцев: корабли построены из сосны и в условиях Атлантического океана не прослужат и года. В Кадисе испанцы обследовали суда и пришли к выводу, что два корабля из восьми серьезно повреждены и совершенно не годятся для дальнейшей эксплуатации. Фердинанд VII тут же потребовал исключить из стоимости контракта линкор «Три Святителя» и фрегат «Автроил». Русские после недолгого препирательства всё-таки заменили поврежденные корабли на три фрегата новейшей конструкции.

У всех прибывших в Испанию кораблей судьба сложилась по-разному, но самым известным из них стал фрегат «Патрикий», переименованный испанцами в «Королеву Марию-Изабеллу». Именно он отправился в составе конвоя, перевозившего из Кадиса к берегам Перу две тысячи испанских солдат. Капитан судна, оказавшись в окружении южноамериканских повстанцев, сдался без боя. Фрегат получил новое имя — «О'Хигенс» и стал флагманом Первой национальной эскадры Чили. Восемь лет спустя за сто десять тысяч песо его продали Аргентине. В июне 1826 года фрегат отправился в Буэнос-Айрес, но до места нового назначения так и не дошёл. Корабль, построенный в Санкт-Петербурге на Адмиралтейской верфи, попал в сильный шторм и затонул у знаменитого мыса Горн.

Испанцы же за приобретённые военные корабли полную сумму царской казне так и не выплатили. Из 13,6 миллиона золотых рублей они заплатили только 8,3 миллиона. Это послужило причиной первого охлаждения между двумя странами. В 1835 году дипломатические отношения между Петербургом и Мадридом были окончательно разорваны, и о долге пришлось забыть.

В отличие от лета зимой Петербург становился совершенно другим — не слышно было постоянного грохота колёс. Все экипажи — от изысканных, позолоченных княжеских карет до грубых, плохо отёсанных крестьянских санок — бесшумно скользили по снегу. Знатные горожане, и Бетанкур в их числе, носили дорогие собольи шубы. Старшая дочь Каролина сама следила, чтобы отец всегда был безукоризненно одет, а его форейтор и кучер выглядели так, как подобает генеральской прислуге. Каждый год в начале зимы Каролина дарила кучеру или новый длинный голубой кафтан (под него он поддевал теплую овчину), или красную, стёганную бархатом шапку. То же самое всегда доставалось и форейтору. Сами дочери Бетанкура ходили зимой в шалях и коротких жакетах, отороченных мехом.

Любимым зимним развлечением молодых петербуржцев того времени было катание с ледяных гор. Особенно любили это сын Бетанкура Альфонсо и младшая дочь Матильда. Гора представляла собой четырехугольную деревянную башню двадцатиметровой высоты с небольшой площадкой на самой вершине, подняться на которую можно было только по тщательно очищенным от наледи ступенькам. С противоположной стороны от лестницы располагался наклонный ледяной спуск: по нему на специальных, низких санях с огромной скоростью мчались вниз. Если Матильда и Альфонсо попадали на ледяную горку, то оттащить их от неё было невозможно. Все ждали, когда стемнеет и билеты на горку перестанут продавать.

Матильде было без малого семнадцать лет, а Каролине шёл уже двадцать шестой, и на неё давно заглядывались женихи. Но ей никто не нравился. Из мужчин она любила только своего отца и хотела, чтобы её будущий муж походил хоть чуточку на него, но среди её окружения такого человека не было. Однако Бог услышал её молитвы, и в конце января 1818 года в Петербург приехал инженер Хоакин Эспехо. С понижением в чине он перевёлся из Испании в Россию и был зачислен в Корпус инженеров путей сообщения с прикомандированием к инспектору Института генерал-лейтенанту Бетанкуру для дальнейших работ по устройству ярмарки в Нижнем Новгороде. Молодой человек Каролине понравился сразу. В нём было скрытое благородство, но самое важное — он боготворил своего покровителя генерал-лейтенанта Бетанкура. Эта черта, по мнению Каролины, была самой значимой для её будущего мужа — своего отца она просто обожала. Не могло быть и речи, чтобы кто-то из её близких знакомых мог относиться к её отцу как-то иначе.

В тот день, когда Эспехо впервые появился в Юсуповском дворце, в семье Бетанкура произошло небольшое замешательство. Все особы женского пола одновременно вспомнили, что забыли приобрести билеты на бал-маскарад на Большой Морской улице. Срочно послали за билетами, но оказалось, что они уже давно распроданы. Младшая дочь Бетанкура Матильда так расстроилась, что не смогла сдержать слёз. Анна Джордейн обратилась с просьбой к директору Института Корпуса инженеров путей сообщения господину Сеноверу — он в Петербурге мог достать всё. И не ошиблась. На следующий день четыре билета по пять рублей за штуку лежали на рабочем столе Бетанкура. Но радость оказалась преждевременной.

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО Александр I высочайшим указом, по случаю кончины Его Величества короля Швеции и Норвегии Карла XIII, соизволил наложить при Высочайшем дворе траур на шесть недель. Чтобы не расстраивать дочерей и жену, Бетанкур решил вместо бала-маскарада отправиться в филармонический зал на большой вокальный и инструментальный концерт. В нём принимал участие слепой венгерский музыкант по фамилии Вейдингер, использующий никому не ведомый в Петербурге деревянный духовой инструмент в форме довольно большой палки, постепенно суживающейся к заострённому концу. Назывался этот музыкальный инструмент чакан, а изготовили его в Валахии. Об этом Бетанкуру поведал его ученик Алексей Фёдорович Львов, воспитанник последнего курса Института Корпуса инженеров путей сообщения, которого Августин Августович встретил в филармонии.

Бетанкур давно знал, что кадет Львов увлекается музыкой, прекрасно играет на скрипке и слывет в институте ходячей музыкальной энциклопедией. В дальнейшем этот молодой человек войдёт в русскую историю как автор российского гимна с 1833 по 1917 год. «Боже, царя храни!», написанного на слова Василия Жуковского при участии Александра Пушкина.

После нескольких лет работы инженером путей сообщения в аракчеевских поселениях Львов возглавит один из лучших струнных квартетов России. С 1837 по 1861 год будет директором Придворной певческой капеллы, пригласит на должность капельмейстера Михаила Ивановича Глинку, первого русского оперного композитора и одного из основоположников русской классической музыки. Занимая видное административное положение при дворе Николая I, Львов полагал, что ему неприлично выступать с музыкальными концертами перед публикой. Однако он охотно музицировал в салонах и на благотворительных вечерах.

Очень скоро в высшем свете он станет известен как музыкант-виртуоз. Во время путешествий за границей он позволит себе выступать перед широкой аудиторией. В Европе у него завяжутся дружеские отношения с Феликсом Мендельсоном, Гаспаре Спонтини, Джакомо Мейербером и Робертом Шуманом. Они очень высоко оценят музыкальное мастерство русского друга. Свои теоретические мысли о скрипичной музыке Львов изложит в книге (к ней будет приложено «24 каприса»).

Вместе со Львовым в филармонии был и его лучший друг, также воспитанник Бетанкура, Александр Николаевич Сутгоф, восемнадцатилетний кадет, в дальнейшем генерал от инфантерии, директор Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, член Военного совета и инспектор военно-учебных заведений. Будучи много лет руководителем Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, Сутгоф, помимо основных военных и образовательных предметов, прививал молодым людям любовь к музыке. Он всячески поощрял юнкеров за посещение капеллы и филармонии, а также старался по мере сил и возможностей приглашать лучшие музыкальные коллективы во вверенное ему учебное заведение. И кто знает, может быть, это оказало определённое влияние на выпускника Школы гвардейских подпрапорщиков 1856 года Модеста Петровича Мусоргского, впоследствии великого русского композитора, автора опер «Борис Годунов», «Хованщина» и цикла пьес для фортепьяно «Картинки с выставки».