В сентябре 1808 года русско-французские отношения достигли апогея. Наполеон принимал русского царя Александра I в немецком городе Эрфурте. Мать Александра I, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, писала сыну: «Александр, уклонитесь от этого свидания. Вы потеряете вашу империю и вашу семью. Остановитесь, ещё есть время. Послушайтесь голоса чести, просьб, молений вашей матери… Остановитесь, сын мой, мой друг!» Вдовствующая императрица намекала на то, что Наполеон может заставить Александра I отречься от престола, как он и сделал с испанским королем Карлом IV.

Положение Испании весной 1808 года было катастрофическим: расстройство финансовой системы и государственной администрации, беспорядки во всех областях внутренней и внешней политики, мешавшие как торговле, так и сельскому хозяйству. Испанская буржуазия, объединившись с дворянством, выступила против общего врага — фаворита жены короля Мануэля Годоя. Ситуацию усугубляло ещё и то, что наследник испанского престола принц Фердинанд, политические симпатии к которому питал и Августин Бетанкур, находился в непримиримой вражде с правящей королевской фамилией. В это время в Испании была популярна идея женитьбы наследника на одной из родственниц Наполеона — племяннице императора. Таким образом Испания получала бы со стороны Франции поддержку для проведения конституционных реформ, оставаясь при этом самостоятельным государством. Но у Бонапарта были другие планы — он категорически отказал наследнику испанского престола в сватовстве к своей племяннице. В это же самое время французские войска постепенно стали проникать на испанскую территорию. К весне 1808 года в Испании было уже более 100 тысяч французов. Уверенный в своих силах, Наполеон начал действовать. Воспользовавшись новыми раздорами в семье испанских Бурбонов, он двинул войска на Мадрид. Армия под командованием маршала Мюрата осадила испанскую столицу. Король, его жена и Годой бежали, но уже в Аранхуэсе были схвачены возмущенным народом. Годой был сильно избит.

Наполеон приказал доставить королевскую семью во Францию, в город-крепость Байонна, расположенный между двумя красивыми реками — Нив и Адур. В начале XIX века Байонна была важным административным центром и портом, через неё проходили главные морские и сухопутные пути в Испанию.

В это же время наследник испанского престола провозгласил себя королем Фердинандом VII. Наполеон не признал нового короля и потребовал, чтобы все принцы испанского королевского рода явились к нему в Байонну.

Когда вся королевская семья была в сборе, Наполеон потребовал отречения. Собравшиеся хорошо знали, как поступил Бонапарт с герцогом Энгиенским и ни секунду не сомневались, что такая же участь, в случае отказа, ждет и их. Поэтому отречение от престола подписал не только бывший испанский король Карл IV, но и все принцы династии Бурбонов в Испании. Затем Карла IV с женой Марией Луизой сослали в Фонтенбло, а наследника, принца Фердинанда, — в Валансэ, в один из замков министра иностранных дел Франции Шарля Мориса Талейрана.

Вдовствующая русская императрица хорошо знала, что произошло с испанской королевской династией в Байонне, и очень тревожилась за сына. Она боялась, что в Германии Наполеон заставит Александра отречься от престола, а затем сошлет в один из французских замков. Однако Александра I не испугала встреча с Наполеоном, и он прибыл в Эрфурт. Бонапарт выехал навстречу русскому царю и ещё издали, заметив кортеж карет, спешился. Поравнявшись с Наполеоном, Александр I вышел из коляски. Два императора, словно старые друзья, обнялись и прослезились. По приказу Наполеона слуга подвел Александру коня, круп которого был покрыт чепраком из шкуры белого медведя, — подарок хозяина гостю.

Верхом на превосходных скакунах два императора въехали в город, где в течение двух недель вели сложные переговоры, после чего карта Европы стремительно стала перекраиваться. Воспользовавшись приездом Александра в Эрфурт, туда срочно отправился и Августин де Бетанкур.

Через своего посланника в Париже Александр I был осведомлен о возможной встрече в Эрфурте с прославленным испанским инженером. Российской империи давно требовались иностранные специалисты в области водно-транспортных коммуникаций и шоссейных дорог. Заполучить инженера такого уровня, как Бетанкур, для России было большой удачей. Несмотря на то что в Европе шла война и многие учёные с мировым именем искали работу за границей, далеко не всех приглашали в Россию. Однако Бетанкура в Санкт-Петербург звали уже не раз.

В начале XIX века начальником департамента водных коммуникаций был Николай Петрович Румянцев. Он много слышал о Бетанкуре от французских и английских коллег. Сын прославленного русского полководца и фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского, Николай Петрович в конце XVIII века окончил Лейпцигский университет и состоял на дипломатической службе. Сегодня его работу назвали бы промышленным шпионажем: он собирал сведения о последних достижениях науки и техники в области водных коммуникаций. Одной из важных задач того времени было создание замкнутой сети водных путей сообщения между Санкт-Петербургом и главной транспортной артерией страны — Волгой. Столь трудная инженерная задача требовала нестандартных технических решений. Для этого в Россию были приглашены несколько иностранных специалистов. Лестные отзывы Румянцева об испанском инженере сыграли свою роль, тем более что в это время Николай Петрович занимал пост министра иностранных дел. Бетанкур был принят Александром I в Эрфурте и зачислен на русскую службу в чине генерал-майора.

В ночь на 28 ноября 1808 года пятидесятилетний Августин Бетанкур прибыл в Санкт-Петербург. Первое, что его поразило, — дороги, вымощенные таким неровным булыжником, что были неудобны как для пешеходов, так и для седоков. Не доехав совсем немного до будки таможенников, возле которой горели смоляные факелы, но уже за императорским чугунным вензелем с двуглавым орлом, кучер Бетанкура, швед по происхождению, спрыгнув с козел, при первом же шаге по питерскому тротуару чуть не сломал себе ногу. Проходивший мимо экзекутор, младший таможенник, в зеленом мундире, обшитом бархатом по воротнику и обшлагам, поддержал его, но при этом сам поскользнулся и упал, разбив склянку с чернилами и сломав несколько гусиных перьев. После этого инцидента экипаж Бетанкура продержали на заставе безо всяких объяснений более четырех часов. Тогда испанец ещё не знал, что, по меткому выражению одного иностранца, «Россия — страна бессмысленных формальностей».

— Что собираетесь делать в Петербурге? — посмотрев документы и подорожную, полученную от русского посланника в Париже, наконец-то задал вопрос дежурный таможенник.

Бетанкур не понял вопроса и стал объяснять чиновнику по-французски, однако таможенник только развел руками и снова заговорил с испанцем по-русски. Не поняв друг друга, обе стороны принялись ждать, пока ещё через два часа не появился человек, говорящий по-французски и по-испански. Родная речь, хотя и с явно выраженным южноамериканским акцентом, очень обрадовала Бетанкура. Он понял, что, несмотря на шесть часов, проведенных на таможне, в этой стране не всё так плохо.

— Сколько времени вы собираетесь пробыть в Петербурге? — расспрашивал его таможенник, говорящий по-испански.

— Несколько месяцев.

— Не посланы ли вы французским правительством изучать наш социальный и политический строй?

— Нет.

— Чем намерены заниматься в Петербурге? — ставя отметку в подорожную, поинтересовался чиновник.

— Работать по ведомству водных коммуникаций, — спокойно и с достоинством проговорил Бетанкур.

— Неужели в России есть такое ведомство? — искренне удивился таможенник. — А чем оно занимается?