Бетанкур поехал в Нижний Новгород с архитектором Василием Ивановичем Гесте. С ним он намеревался закончить второй этап строительства ярмарки. Настоящие имя и фамилия Василия Ивановича были William Hastie. Гесте был русским инженером и архитектором шотландского происхождения. В Россию его пригласил ещё при Екатерине II Чарльз Камерон — для работы чертёжником на строительстве дворцов в Царском Селе. Затем Гесте занимался реконструкцией Адмиралтейских Ижорских заводов. Построил первые чугунные мосты в Петербурге: Красный, Зелёный, Поцелуев и некоторые другие. Кроме того, Гесте возглавлял группу архитекторов, проектировавших замену мостов на реке Мойке в месте истока Екатерининского канала. Однако проект осуществлён не был — комиссия отдала предпочтение варианту Бетанкура (сегодня он известен как Тройной мост)[16].

В 1808 году Александр I назначил Гесте городским архитектором и поручил ему переустройство Царского Села. Гесте начал с составления генерального плана города, включающего четыре площади: торговую, административную, полукруглую и Знаменскую. Благодаря Василию Ивановичу Гесте только с 1814 по 1815 год в Царском Селе были построены Дом Канобио, Дом Теппера, комплекс зданий больницы, Гостиный двор, прачечный двор, материальный двор, торговые бани, а также многие дома горожан.

Архитектор Гесте находился в самых дружеских отношениях со своим земляком, тоже шотландцем, хозяином литейно-механического предприятия Чарльзом Бердом (он и свёл его с генерал-лейтенантом Бетанкуром). Правда, Августин Августович и Василий Иванович знали друг друга и раньше. Но их прежние встречи всегда носили сугубо деловой характер. Чарльз Берд внес в их отношения совсем другую ноту. Кроме того, Василий Иванович сразу понравился госпоже Бетанкур.

Шотландец имел большой опыт составления генеральных планов. Среди уже осуществлённых проектов можно назвать такие города, как Уфа, Саратов, Москва после пожара 1812 года, Черкассы…

Поэтому неудивительно, что, когда стал вопрос о генеральном плане Нижнего Новгорода, выбор Бетанкура пал на Василия Ивановича. Да и путешествовать с ним было одно удовольствие.

Ярмарка, официально и торжественно открытая ещё 15 июля 1822 года, произвела на Гесте ошеломляющее впечатление. Это был целый город, занимавший огромную территорию и имевший плотную застройку. С трёх сторон ярмарку окружал широкий подковообразный канал, а с четвёртой открывался сказочный вид на Оку. Площадь достигала 500 тысяч квадратных метров. Торговая зона имела размеры 338 x 688 метров.

Особый интерес представляли четыре корпуса Китайских рядов, построенные Монферраном. Именно здесь на второй день приезда Августин Августович столкнулся с испанскими купцами, впервые приехавшими на Нижегородскую ярмарку за китайским чаем и поражёнными её размерами.

Но Бетанкуру было не до встреч с земляками. У него снова начались неприятности. Весенний паводок 1823 года оказался настолько сильным, что смыл несколько значительных построек на ярмарке. В Петербург посыпались письма: в них говорилось, что Бетанкура предупреждали об опасности вешних вод ещё несколько лет назад, но он не внял разумным советам и не укрепил берег Оки, что и привело к большим разрушениям и немалому урону для царской казны. Все доносы, действительно содержавшие большую долю правды, были истолкованы герцогом Вюртембергским в нужном ему ключе и доведены до Его Императорского Величества.

Александр I последние месяцы и так находился в затруднительном финансовом положении, и любое упоминание о том, что согласованный и подписанный проект требует дополнительного финансирования, приводило его в неописуемую ярость. Нижегородская ярмарка на тот момент была самым дорогим проектом в России, и каждое упоминание о ней и дополнительных расходах сильно раздражали Государя.

Ликвидация ущерба от весеннего половодья 1823 года, даже по самым скромным подсчётам, требовала очень больших средств. Прежде всего нужно было убрать огромные камни — валуны, брёвна и прочий мусор, которые сильный паводок вместе с огромным льдинами обрушил на территорию ярмарки. Многие недавно отстроенные корпуса также нуждались в значительном ремонте и покраске. Спасо-Преображенский собор, построенный по проекту Монферрана, вообще попал в пикантную ситуацию. Купцы, в прошлом году не успевшие распродать свой товар — несколько десятков бочек вина и водки, договорились со священнослужителями, что те за определённую плату оставят до лета бочки в подвале собора. Паводок, накрывший всю территорию ярмарки, не пощадил и церковное имущество, затопив все подвальные помещения храма. От частых перепадов температуры металлические обручи на дубовых бочках лопнули, и вино и водка разлились по подвалам собора, по капиллярам каменной кладки пропитав винным запахом все стены.

Современники шутили, что в собор, построенный испанским инженером Бетанкуром, лучше не заходить: с ног сшибает запах крепкого вина — визитной карточки Испании. Над священниками начали подтрунивать: почему они не пахнут спиртным так же, как их церковь? Православный клир во всём обвинил Бетанкура, послав длинное письмо с объяснениями в Синод и возложив всю вину на строителей ярмарки.

Однако Бетанкур не унывал. Фронт работ у него был широкий, а казна всё же хоть и неохотно, но продолжала регулярно финансировать строительство.

В 1823 году Бетанкур и Гесте включили стрелицу Оки и Волги в общий план развития города. Внесли существенные изменения в генеральный план и наметили этапы работы. Что касается самой ярмарки, то там, кроме православного храма, решено было построить ещё два культовых здания — армянскую церковь и мусульманскую мечеть. Все градостроительные преобразования в Нижнем Новгороде по распоряжению Бетанкура выполнял Василий Иванович Гесте, а проектирование и строительство новых торговых рядов и зданий на ярмарке было поручено Антону Лаврентьевичу Лееру, к которому Бетанкур относился с особой симпатией.

Антон Лаврентьевич Леер родился в 1771 году в семье немецкого архитектора в Баден-Бадене. В 1804 году приехал в Россию и сразу же включился в работу по строительству главного корпуса Дерптского университета (ныне Тарту). Очень хорошо себя зарекомендовал, когда в 1810 году сопровождал Бетанкура во время поездки в Тулу, где они устанавливали паровые машины на Тульском оружейном заводе. Лютеранин по вероисповеданию, Леер с блеском воплотил в жизнь два архитектурных проекта, украсившие нижегородский ярмарочный комплекс, — армянскую церковь и мусульманскую мечеть.

Бетанкур был поглощён генеральным планом Нижнего Новгорода, когда из Петербурга пришло печальное известие: 20 июня во время родов скончалась его старшая дочь Каролина…

Только что Бетанкур был счастлив и гордился перед сослуживцами успехами своего сына Альфонсо, поступившего на службу в императорскую гвардию, — и вот новое известие. Бетанкур несколько раз перечитал письмо, пока оно не выпало у него из рук. Присутствующие инженеры и архитекторы не понимали, что происходит. Из-за тактичности они боялись потревожить или спросить о чём-либо своего начальника. Бетанкур попытался приподняться и встать из-за стола, заваленного бумагами и чертежами, но неожиданно почувствовал сильное головокружение. Он побледнел, как будто ему за одну секунду выпустили всю кровь: спазматический припадок повалил его на пол. Стоявший рядом архитектор Гесте едва успел поддержать его. Генерал на какие-то доли секунды потерял сознание.