Что, если бы летом 1941 года Гитлер решил не нападать на Советский Союз, а вторгнуться в Сирию и Ливан через восточное Средиземноморье? Мог ли он таким образом избежать поражения, которое потерпел той же зимой под Москвой? Мог ли он получить стратегическое преимущество, способное со временем обеспечить ему полную победу?
Побуждающий мотив был силен. Окажись Гитлер способен решить задачу переброски германских войск из Греции в контролируемую правительством Виши Сирию[261], он получил бы превосходный плацдарм для нанесения удара Ирану. Путь через северный Иран выводил немцев прямиком к советским нефтяным промыслам на Каспии, оккупация южного Ирана означала доступ к скважинам Англо-Иранской нефтяной кампании и огромному нефтеперегонному комплексу в Абадане. Более того, из восточного Ирана открывался прямой путь в Белуджистан — самую западную провинцию Британской Индии, а оттуда — на Пенджаб и Дели. Оккупация государств Леванта (Сирии и Ливана) сразу же обеспечила бы Германии не только контроль над стратегически важной сетью коммуникаций, по которым осуществлялись поставки ближневосточной нефти, но и давала доступ ко владениям последнего оставшегося у него в Европе врага — Британии, а также выводила Гитлера к южным провинциям его главного идеологического соперника — сталинской России.
К весне 1941 года Россия превратилась для Гитлера в навязчивую идею. После разгрома Франции он был убежден в том, что сможет обеспечить господство Германии в Европе путем переговоров и мире с Англией. Нейтрализация Британии позволила бы ему консолидировать военные ресурсы и предоставила время для определения дальнейших целей. В числе первейших из них числился разгром Советского Союза. Однако после того как в июне 1940 года французы прекратили сопротивления, Гитлер не счел необходимой немедленную мобилизацию всех военных возможностей[262]. По его мнению, в сложившейся ситуации Англия должна была реалистично признать неоспоримое превосходство нацистской Германии и подчиниться ее военному господству.
Отказ Черчилля признать реальность такой, какой она виделась из Берлина, и упорство Британии побудили Гитлера к тому, чтобы в июле 1940 года (несмотря на шедшую в это время воздушную «Битву за Британию») он произвел передислокацию сухопутных сил вермахта на восток — к новой границе Советского Союза, проведенной после аннексии восточной половины Польши в 1939 году[263]. Одновременно он отказался от лишь недавно принятого решения — демобилизовать тридцать пять пехотных дивизий, участвовавших в битве за Францию, и распорядился увеличить число танковых дивизий вдвое — с десяти до двадцати. Служба военного обеспечения получила задание подыскать в течение августа на территории Восточной Пруссии место для новой штаб-квартиры фюрера, а в сентябре его личный оперативный штаб предоставил общий план нападения на Советский Союз под кодовым названием «Фриц»[264]. Однако все это являлось, скорее, мерами предосторожности. Гитлер еще не принял твердого решения напасть на Россию, выражая готовность вести переговоры о расширении заключенного в августе 1939 года пакта Молотова—Риббентропа с включением туда новых положений о разделе сфер влияния в Восточной Европе — до тех пор, пока эти условия будут его устраивать. В ноябре для продолжения переговоров в Берлин должен был прибыть Молотов. В то же самое время Гитлер продолжал осуществлять программу укрепления своего влияния в Восточной Европе в ущерб Советскому Союзу — правда, скорее дипломатическими, нежели военными средствами.
Его политическим инструментом являлся Тройственный пакт, подписанный между Германией, Италией и Японией 27 сентября 1940 года и провозглашавший, что в случае нападения на одну из стран-участниц две другие обязуются прийти ей на помощь. Данный договор не являлся закрытым. К нему могли присоединиться другие страны, и осенью 1940 года Гитлер счел целесообразным вступление в него некоторых государств Центральной и Южной Европы. Еще до конца года пакт подписали Венгрия и Румыния (страны с отчетливо прогерманскими и антисоветскими режимами) и марионеточная Словакия[265]. На Болгарию и Югославию оказывалось сильнейшее давление, и в марте им предстояло пополнить собой число участников договора.
Однако с Россией дела у гитлеровских дипломатов шли вовсе не так гладко. Несмотря на очевидное господствующее положение нацистской Германии на континенте и веские основания полагать, что проведенные в 1937 и 1938 годах сталинские чистки командного состава серьезно подорвали боевую мощь Красной Армии, Сталин даже в сложной ситуации 1940 года упорно претендовал на равное с Гитлером положение. По прибытии в Берлин 12 ноября министр иностранных дел СССР Молотов потребовал, чтобы Советский Союз, в дополнение к уже аннексированным странам Балтии, получил Финляндию[266], стал гарантом границ Болгарии (притом что недавно отхватил солидный кусок болгарской территории[267]), обрел право беспрепятственного провода военных кораблей из Черного моря в Средиземное через турецкий пролив Босфор и расширил свое военной присутствие в Балтийском море. Гитлер пришел в ярость[268]. Затем, после отъезда, Молотов прислал свой проект договора, в общих чертах подтверждавший советские требования. Гитлер приказал Риббентропу оставить документ без ответа — и уже 18 декабря подписал тайную «директиву фюрера № 21», представлявшую собой черновой набросок плана вторжения в Россию под кодовым названием «Барбаросса».
Но между отклонением Гитлером требований, выдвинутых Молотовым во время ноябрьского визита, и началом осуществления плана «Барбаросса» 22 июня 1941 года еще должно было произойти немало тревожных событий. Наибольшее раздражение Гитлера вызывали попытки диктатора Италии Бенито Муссолини претендовать на роль равноправного с германским фюрером игрока на сцене мировой стратегии. Муссолини откладывал вступление Италии во Вторую Мировую войну до тех пор, пока труднейшие задачи на Западе — разгром Франции и изгнание британских войск с континента — не были решены без его участия. Затем Муссолини решил, что настало время легких побед. В сентябре 1940 года он вторгся из Ливии в Британский Египет, а 28 октября начал с территории недавно оккупированной Албании наступление на Грецию — последнего союзника Британии на европейском континенте. Оба предприятия потерпели фиаско. В ходе декабрьского контрнаступления англичане разбили итальянскую Ливийскую армию, в то время как греки, хотя их и превосходили числом, перешли от обороны к наступлению и в итоге зимней кампании освободили половину Албании от итальянских захватчиков.
Но худшее было еще впереди. Принудив югославское правительство принца-регента Павла подписать 25 марта Тройственный Пакт, Германия всего через два дня столкнулась с патриотическим военным переворотом. Новая власть отвергла пакт и присоединилась к Британии и Греции, продолжавшим противодействовать установлению Германией своих порядков в южной Европе[269]. В феврале Гитлеру пришлось послать в итальянскую Ливию войска, ядром которых являлся прославившийся в будущем Африканский корпус Роммеля, чтобы спасти итальянцев от полного разгрома. Он решил прервать развертывание войск, предназначавшихся для осуществления плана «Барбаросса», ради проведения менее масштабной операции «Марита», которая должна была поставить под германский контроль Югославию и Грецию.
Германская «Буря в пустыне». 1941 год
