Кроме того, демократы усиленно критиковали то, что они называли «тиранией» Линкольна, отмечая попрание таких основ свободы личности, как Habeas Corpus. Они указывали на «аболиционистский фанатизм» действующего правительства, царящий в стране социально-экономический хаос, и всяческие махинации вокруг военных расходов. Повсюду твердили, что Потомакская армия, любимое детище Мак-Клеллана, при его преемниках увязла в болоте позиционной войны и после кровопролитного, отмеченного огромными потерями лета подошла к Ричмонду ничуть не ближе чем Мак-Клеллан в 1862 г. Мак-Клеллан являлся противником освобождения рабов, однако и он, и его избирательный штаб предпочитали замалчивать эту щекотливую тему. Сам генерал более всего полагался на свою популярность в войсках и поддержку «Легиона Мак-Клеллана» — тысяч отставных или находящихся в отпуске солдат, проводивших агитацию за него среди гражданского населения.

Все предсказывали, что 8 ноября у соперников будут очень близкие результаты. Даже сам Линкольн, хотя и рассчитывал на победу с минимальным перевесом в шесть голосов выборщиков, заранее уступал Нью-Йорк и Пенсильванию Мак-Клеллану. Сам Мак-Клеллан за десять дней до выборов писал: «Все прогнозы очень благоприятны. У меня есть основания питать большие надежды».

Расчет генерала оказался точнее. В решающий день он проиграл прямые выборы, но коллегия выборщиков поддержала его в девяти штатах 120 голосами против 113. В Нью-Йорке и Пенсильвании он взял верх за счет голосов солдат, прежде всего верной ему Потомакской армии. Ему удалось склонить на свою сторону Делавэр, Кентукки и Нью-Джерси и добиться минимального преимущества в Коннектикуте и Нью-Гэмпшире. Военная программа обеспечила ему поддержку Индианы и Иллинойса. Аналитики отмечали, что именно эта часть избирательной платформы демократов определила их успех.

До инаугурации избранного президента оставалось около четырех месяцев, однако Мак-Клеллан не преминул направить всем командующим юнионистскими армиями энергичные меморандумы, где заявлял, что с наступлением 4 марта намерен не на словах, а на деле выполнять конституционные обязанности Верховного Главнокомандующего. По существу он намеревался снова вступить в командование вооруженными силами страны, с той лишь разницей, что теперь над ним не было никакого гражданского начальства. Так и случилось: капитуляцию Ли у Агаюматокс Корт Хаус 9 апреля 1865 г. вместе с Грантом принимал президент Мак-Клеллан.

К тому времени Авраам Линкольн уже находился у себя дома, в Спрингфилде, штат Иллинойс, став еще одним из восходящей к Эндрю Джексону череды президентов, чье пребывание у власти ограничилось одним сроком. В истории он остался твердым сторонником единства страны, хорошо говорившим и писавшим, но все же не сумевшим убедить народ позволить ему довести войну до конца так, как он считает нужным.

Сколь это ни парадоксально, но преемник, которого в своем «слепом меморандуме» Линкольн называл не способным спасти союз, справился с этой задачей не менее эффективно, чем мог бы сделать это переизбранный Линкольн. Конечно, не обошлось и без трудностей, ведь еще несколько месяцев по всем вопросам реформирования Союза ему приходилось иметь дело с Конгрессом 38-го созыва, где большинство имели республиканцы. Однако в бумажных и словесных баталиях Мак-Клеллан одерживал куда больше побед, чем на поле боя. Так вышло и на сей раз.

В воскресенье, 9 апреля 1865 года, вскоре после рассвета, голодная, измотанная армия Северной Виргинии генерала Роберта Э. Ли была окружена превосходящими силами федеральной армии Гранта близ Аппоматокса (штат Виргиния)[218]. Сидя на бревне рядом с своим доверенным подчиненным, генералом Портером Александером, Ли сказал, что не видит никакого выхода, кроме капитуляции.

Александер, потрясенный услышанным, принялся пылко возражать, предлагая Ли приказать солдатам рассыпаться по лесам и кустарникам. Он призывал командующего не подвергать сражавшихся под его знаменами четыре года людей позору: ведь в ответ на вопрос об условиях, Грант мог ответить лишь одно — «безоговорочная капитуляция».

 «Две трети ваших солдат,— уверял Александер,— разбегутся, как кролики или куропатки. Изловить их будет невозможно, а значит, они смогут продолжить войну».

Ли ответил, что и в этом случае на свободе останется не больше 10 000 человек, число «для продолжения войны слишком незначительное». «Но положим, — добавил Ли,— я приму твое предложение... Тогда люди, лишенные снабжения и не связанные никакой дисциплиной, начнут добывать себе пропитание грабежом и разбоем, страну заполонят вооруженные банды, и в результате воцарится такой хаос, что на восстановление общественного порядка потребуются годы. К тому же вражеская кавалерия будет преследовать беглецов и где бы те ни появились, им будут сопутствовать разорение и насилие»[219].

«Нет,— сказал старый генерал,— сейчас мы должны просто взглянуть в лицо тому факту, что Конфедерация проиграла. Пусть люди «без шума и промедления» разойдутся по домам, чтобы «собрать урожай и начать заживлять нанесенные войной раны». А насчет собственной судьбы он высказался так, «может твоим молодцам и пристало прятаться по кустам, но для меня единственно верным и достойным выходом будет сдаться и безропотно принять последствия».

Роберт Ли так и поступил. Возможно, из всех деяний прославленного военачальника это явилось величайшим, ибо оно стало весомым вкладом в обретение страной мира. Он спас Америку от партизанской войны, ставшей бы неизбежным следствием попытки реализовать отчаянный план Александера. Эта жестокая и разрушительная усобица была способна на долгие годы отстрочить воссоединение нации[220].

Для США история в нашем, европейском, понимании этого слова, началась лишь в самом конце XVIII века, когда первые общеамериканские герои — Отцы-основатели — сконструировали первый священный американский текст — доныне действующую Конституцию страны. Ту самую — «люди рождаются равными...» Росчерк пера Томаса Джефферсона положил начало второму периоду колонизации Нового Света, когда главнейшей ценностью американцев стала свобода.

В первые десятилетия следующего века была заложена основа будущего процветания величайшей западной демократии.

Современная американская транспортная сеть почти целиком подчиняется условиям теоремы Кристаллера «об идеальном распределении иерархических сетевых узлов». В результате транспортное сопротивление огромной трансконтинентальной страны минимально, а связность высока настолько, что позволяет создать оптимизированную экономику и оборонять территорию с помощью одной-единственной дивизии.

Экспансия на запад была первым естественным направлением социальной динамики Континентального конгресса, которому суждено было стать Северо-Американскими Соединенными Штатами, а затем и Соединенными Штатами Америки. Эта экспансия опиралась на развитую уже технику начала XIX столетия, на постоянный приток пассионарно активных эмигрантов из Европы, на неимоверное богатство земель, ранее никогда не эксплуатировавшихся человеком. Но решающим фактором стал равнинный характер континента... Теорема Кристаллера, собственно, и была доказана для такой идеальной бесконечной плоскости.

Все же различие климатических зон континента породило противоречие между Югом и Севером. Экономика Юга опиралась на выращивание экспортных культур — табака и хлопка — при использовании рабского труда, транспортная сеть была вытянута вдоль течения Миссисипи на западе и вдоль океанского побережья на востоке. (Собственно, Юг отказался от преимуществ, которые давало «естественное» конструирование узлов связности по Кристаллеру, в пользу высокоэффективного речного и морского каботажного транспорта. Строительство железных дорог подразумевало производство широкомасштабных строительных работ с привлечением большого количества свободных рабочих и создание сложной эксплуатационной инфраструктуры. Для организации перевозок по воде требовались только пароходы, закупавшиеся на Севере, и минимум обученного персонала. Но в простоте создания речного транспорта таился и его основной недостаток. Дешевая и простая водная сеть практически не может быть расширена и жестко ограничивает рамки построенной на ее использовании экономики.) В свою очередь Север воспользовался своей развитой железнодорожной инфраструктурой для обеспечения работы предприятий тяжелой индустрии, эксплуатирующих труд свободных наемных рабочих.