Подобные истории, поведанные испуганными современниками событий, не были преувеличением. Крупнейший исследователь этого вопроса Андре Кастель утверждает, что искусство в Риме пришло в упадок как минимум на целое поколение, — хотя и признает, что приток беженцев из Рима обогатил культуру других городов, прежде всего, приютившей большинство изгнанников Венеции.

Представляется также очевидным, что, если бы войска Карла не хозяйничали в Италии, поставив папу в полную зависимость от императора, Климент несомненно разрешил бы Генриху VIII развод с Екатериной. Что означало бы сохранение Англии в лоне католицизма — надолго, а возможно, и навсегда.

И этим не исчерпывается возможное влияние захвата Сулейманом Вены на судьбы Германии и Европы. Достаточно бросить беглый взгляд на карту, чтобы представить себе, как разворачивались бы события в центральной Европе в случае продолжения турецкого наступления на запад по Дунаю. Опустошению и захвату подверглись бы герцогство Баварское, такие богатые города, как Пассау, Ревенсбург и Аусбург. Правда, были возможны разные исходы: князья могли сговориться с султаном, как Янош Запольи, и сохранить свои владения в обмен на признание зависимости от Константинополя и уплату дани. Или, позабыв распри, сплотиться вокруг Карла V. Заметим, что последний вариант вовсе не являлся неизбежным, даже перед лицом турецкого вторжения. Германия 1520-х годов погрязла в усобицах, прекратить которые не могли ни охватившее страну крестьянское восстание, ни турецкая опасность. Призывы императора к объединению не имели особого успеха. Так, в 1527 году собравшиеся в связи с нашествием турок на Балканы князья обсуждали вопрос о возможной помощи Венгрии до самой битвы при Мохаче, после чего он потерял свою актуальность.

Но вне зависимости от того, сплотились бы германские князья вокруг Карла для защиты своих владений или предпочли бы покориться Сулейману, к концу 1520-х годов они почти наверняка должны были бы осознать, что дальнейший религиозный раскол им не на руку. Это означало прекращение большинством из них поддержки Лютера. Что повлекло бы, в свою очередь, сужение социальной базы и, в конечном итоге, поражение Реформации в Германии. Лютер, по-видимому, нашел бы себе покровителя где-нибудь на севере, далеко от Дуная.

Разумеется, со временем возникли бы новые протестантские учения, да и распространение лютеранства, возможно, было бы лишь отсрочено. Но принципиально иная религиозная обстановка в Европе в середине XVI столетия не могла не оказать огромного влияния на будущее практически всех европейских государств.

Достаточно отметить, что сохранение католицизма в Англии и Нидерландах, вкупе с отказом Габсбургов (полностью сосредоточившихся на делах Германии и Испании) от притязаний на Италию, могло устранить с европейской сцены второй половины XVI века религиозно-политический антагонизм. Испания, не ставшая оплотом католической реакции, а значит и объектом ненависти со стороны протестантских государств, смогла бы колонизировать Новый Свет еще более успешно, не преодолевая препон и не сталкиваясь с конкурентами. И тогда в наши дни все американцы, как на юге, так и на севере материка, говорили бы по-испански. Когда бы не столь дождливое лето...

Что произошло, если бы двадцатилетний король Франции Карл IX, следуя зову сердца, внял призыву папы Пия и присоединился к Священной лиге[129] — вместо того, чтобы по наущению своей матери Марии Медичи и вопреки настойчивым советам адмирала Колиньи использовать затруднительное положение Испании во благо Франции (и, как рассчитывал Колиньи, на пользу протестантизму)?

Ведь только опасаясь Франции, Филипп II Испанский до 1572 года держал в резерве силы Лиги и не смог развить успех своего флота — блестящую победу над турками при Лепанто. Турки сумели восстановить флот и подавить освободительное движение греческих христиан. Тем временем гугеноты Колиньи вторглись в Испанские Нидерланды, и необходимость вести дорогостоящую войну на два фронта не позволила Филиппу установить господство на Средиземном море.

В 1572 году, когда командовавший войсками Лиги дон Хуан Австрийский (сводный брат Филиппа) смог наконец мобилизовать все имевшиеся у него военные ресурсы, время было упущено. К тому же Франция не отступила от своей антииспанской политики даже после того, как в Варфоломеевскую ночь (24 августа 1572 года) был убит вождь гугенотов Колиньи.

А ведь если бы, как то замышлялось доном Хуаном, усиленная французским рыцарством армия Лиги нанесла удар по мусульманам раньше, это могло бы вернуть Грецию и все Балканы в лоно европейской цивилизации. Таким образом, отказ Карла от вступления в Священную Лигу привел к тому, что балканские христиане оставались под властью Оттоманской Порты еще в XIX веке. Их частые восстания жестоко подавлялись турками и принявшими ислам представителями местных народов. Это превратило Балканы в узел сложнейших противоречий, не разрешенных по сей день и угрожающих спокойствию всего мира.

Перепрыгнув через пролом в дамбе, Кортес и его воины устремились в погоню за бегущими ацтеками, но те неожиданно повернули и напали на преследователей. Путь к отступлению был отрезан, и в завязавшейся кровопролитной схватке ацтекам удалось пленить самого Кортеса и еще шестьдесят восемь конкистадоров. Десятерых пленных убили на месте, а их отрубленные головы перебросили во вражеский стан, дабы посеять среди испанцев страх и уныние. Оставшихся пятьдесят восемь отвели в Великий Храм, который был прекрасно виден с испанских позиций, заставили танцевать перед статуей бога войны, Уицилопочтли, а потом, одного за другим, принесли в жертву. У пленников вырвали сердца, с лица и рук содрали кожу, чтобы выдубить и разослать по непокорным городам в качестве предостережения. Кортес избежал такой же участи лишь благодаря вмешательству Кристобаля де Олеа, сразившего четверых уже схвативших Кортеса ацтеков и спасшего своего командира ценой собственной жизни. В тот миг решалась судьба Мексики.