Американский гарнизон всячески демонстрировал высокий боевой дух, посылая приближавшимся к стенам английским разведчикам пушечные ядра и отборные ругательства. В результате Карлтон, памятуя о Банкер-Хилл, отказался от лобового штурма. Насчет осады он решил, что начинать ее в этом году уже слишком поздно. Когда англичане отходили на зиму в Канаду, один из офицеров простонал: «Как жаль, что мы не начали этот поход четырьмя неделями раньше». Четыре недели потребовались Карлтону на то, чтобы достроить «Инфлексибл», и это промедление позволило Арнольду с его примитивным флотом сорвать английское наступление с севера.

Сумей Карлтон захватить осенью 1776 г. Тайкондерогу и разгромить или пленить «Северную Армию», уже ничто не могло бы помешать ему в любое время обрушиться на Новую Англию и опустошить ее подобно тому, как во время Гражданской войны Шерман опустошил Юг, вторгнувшись туда с незащищенного западного фланга. Еще до похода Карлтон мог превратить Олбани в центр сопротивления лоялистов Континентальному конгрессу. Канадский командующий проявлял куда больше проницательности и дипломатичности в умиротворении провинций, чем Хоу. Так, всех захваченных в Канаде пленных он накормил и отпустил по домам, даровав полное прощение под честное слово не воевать больше против короля. Как показали впоследствии не прекращавшиеся пять лет кровопролитные «пограничные стычки», позиции лоялистов были весьма сильны и на севере штата Нью-Йорк.

 Впрочем, год спустя ни у кого не складывалось впечатления, будто достигнутый генералом (а заодно и адмиралом) Арнольдом в заливе Валкур успех имел серьезное значение. Сменивший Карлтона на посту командующего генерал Джон Бургойн в начале июля, не встречая никакого противодействия, спустился по озеру Чамплэйн и с ошеломляющей легкостью захватил Тайкондерогу. Американцы ухитрились растратить впустую драгоценные месяцы, выигранные для них благодаря энергии и боевому духу Арнольда.

Задачу противостояния девятитысячной армии Бургойна Конгресс возложил на генерал-майора  Горацио Гэйтса, бывшего английского штабного офицера, не имевшего заслуживающего упоминания боевого опыта. Дабы компенсировать этот недостаток, Вашингтон направил ему в помощь ставшего генерал-майором Арнольда и огромного, задиристого полковника Дэниэла Моргана с корпусом виргинских стрелков. Мастерски укрепившись на холмах Бамис, в двадцати восьми милях к северу от Олбани, Гэйтс стал ожидать атаки Бургойна, видимо рассчитывая повторить Банкер-Хилл в лесу. Но Бургойн отнюдь не намеревался ему подыгрывать. С огромным трудом протащив через леса из Тайкондероги сорок две тяжелые пушки, он планировал совершить фланговый обход, что позволило бы ему, установив эти орудия на господствующих высотах, шквальным огнем разнести в клочья армию Гэйтса вместе с любовно возведенными им оборонительными сооружениями. Понявший грозившую им опасность, Арнольд после яростного спора убедил острожного Гэйтса позволить ему сразиться с англичанами в лесу. В результате кровопролитной битвы на вырубке Фримен-Фарм англичане понесли тяжелые потери и вынуждены были отступить.

Три недели спустя, 7 октября, Бургойн напал снова, но на сей раз им двигало отчаяние. Его люди сидели на половинном пайке и страдали от болезней, что вело к росту пораженческих настроений. Ситуацию усугубила завистливая недальновидность Хоу, который, вместо того чтобы сразиться с Вашингтоном в Нью-Джерси, откуда имелась возможность выступить форсированным маршем на подмогу Бургойну, предпочел отплыть из Нью-Йорка на юг, дабы напасть на Филадельфию. Захват американской столицы казался Хоу куда более верным способом выиграть войну, нежели план Бургойна покорить Нью-Йорк и отколоть штаты Новой Англии от остальной Американской Конфедерации. Кроме того, занимавший пост главнокомандующего и имевший под началом втрое большую армию, Хоу вовсе не желал отдать «Джентльмену Джонни» лавры человека, выигравшего войну. Это делает понятным его плохо объяснимое с иной точки зрения решение и служит наглядным примером того, как неприязнь между людьми, облеченными властью, может оказать влияние на ход истории.

В американском стане тоже не обошлось без раздоров. Трусоватый Гэйтс привел Арнольда в бешенство, не оценив по достоинству подвиги, совершенные при Фримен-Фарм, и после взаимного обмена оскорблениями отстранил последнего от командования, приказав ему оставаться в своей палатке. Но когда началось сражение, Арнольд ослушался приказа и поскакал на звук канонады. И вновь его появление на поле боя позволило переломить ход событий! В решающий момент он лично возглавил лобовую атаку и, хотя английская пуля раздробила ему ногу, захватил главный редут противника. Тут уж и Гэйтс прислал приказ удерживать редут «любой ценой», поскольку оттуда простреливался весь английский лагерь.

Ночью англичане попытались отступить, но возможные пути их отхода были перерезаны кишевшей повсюду многочисленной милицией. 17 октября Бургойн капитулировал перед Гэйтсом. Значение этого события в военной и дипломатической истории Революции невозможно переоценить. Во Франции советники Людовика XVI решили, что американцы, пожалуй, в состоянии выиграть войну и стали снабжать их столь жизненно необходимыми деньгами и пушками. В ответ Англия объявила своему исконному врагу войну, пожар которой охватил Вест-Индию, Индию и Африку[170].

Если бы в первом сражении при Саратоге Арнольд действовал в согласии с Гэйтсом, Бургойн, генерал гораздо более воинственный, чем Карлтон, наверняка разгромил бы американцев и установил контроль над долиной реки Гудзон. Если бы Хоу остался в Нью-Йорке, а потом повел наступление вверх по Гудзону навстречу Бургойну, разгром Гэйтса стал бы неминуемым, несмотря на весь героизм Арнольда. Ведь даже довольно вялая, запоздалая и безуспешная попытка выручить Бургойна силами посланного из Нью-Йорка четырехтысячного отряда повергла американцев в состояние, близкое к панике.

 В то самое время Джордж Вашингтон вел (и проигрывал) бои при Брендивайне и Германтауне, защищая бывшую тогда американской столицей Филадельфию. В ходе одного из этих столкновений был момент, когда одно нажатие пальца на спусковой крючок ружья могло необратимо изменить весь ход американской истории. Производивший разведку местности, чтобы выбрать позицию для отражения Хоу, наступавшего от Чесапик, Вашинтон в лесу близ Брендивайн Крик повстречался с капитаном английской армии Патриком Фергюсоном,

Фергюсон являлся изобретателем первой заряжавшейся с казенной части винтовки и имел при себе это смертоносное оружие, обладавшее скорострельностью в шесть выстрелов в минуту и несравненно лучшей прицельностью, чем принятые на вооружение в обеих армиях мушкеты. Не имея представления о том, что столкнулся лицом к лицу с самим Вашингтоном, Фергюсон предложил и ему и сопровождавшему командующего гусарскому офицеру в ярком мундире сдаться. Офицер предупреждающе вскрикнул, Вашингтон мгновенно развернул коня и пустился вскачь. Фергюсон прицелился, но не нашел в себе сил выстрелить беззащитному врагу в спину и опустил оружие.

Неожиданная смерть Вашингтона осенью 1777 г. оказала бы на американских патриотов деморализующее воздействие. Этот рослый виргинец, как никто другой, сочетал умение повести за собой континентальную армию с беззаветной преданностью идеалам революции. Накануне Трентона Конгресс для разрешения критической ситуации наделил Вашингтона диктаторскими полномочиями—и шесть месяцев спустя он сложил с себя эту «кромвелевскую» власть, вернув ее политикам. Возможность найти ему равноценную замену была столь невелика, что ею можно пренебречь.

Спустя несколько месяцев после почти чудесного спасения американского командующего от пули Фергюсона в армии и Конгрессе созрел заговор с целью сместить Вашингтона с этой должности и заменить его победителем при Саратоге, генерал-майором Гэйтсом. В случае успеха он мог повлечь за собой последствия, не менее бедственные, чем выстрел Фергюсона.