В течение некоторого времени военная организация Диоклетиана и Константина была достаточно эффективна в защите римских рубежей. Римлянам удавалось одерживать серьезные победы над северными варварами на Рейне, на Дунае и в Британии, а в 363 г. Юлиан Отступник даже смог нанести персидскому царю Шапуру II поражение под стенами персидской столицы Ктесифона. В ней, однако, с самого начала заключались семена разложения.
Первой проблемой было то, что из-за нежелания римских граждан идти в армию в нее набиралось все больше варваров, как в регулярную армию (это хорошо видно по именам римских офицеров в «Римской истории» Аммиана Марцеллина), так и в качестве племенных соединений — федератов (foederati). Складывается единая римско-варварская военная аристократия[102], к варварскому крылу которой и принадлежали правители позднейших варварских королевств. Надо заметить, что многие современники положительно относились к превращению вчерашних врагов в римских солдат, и выступления вроде речи оратора Синесия «О царстве», в которой он говорил о федератах, что «мы наняли волков вместо сторожевых псов» (Synesius, De regno, 19), были достаточно редки. Отрицательные последствия этой системы сказались далеко не сразу.
Второй проблемой была все большая связь пограничных войск с ведением мирного хозяйства и все большая нужда в вооружении местного населения при набегах варваров в силу падения боеспособности пограничников. По меткому замечанию Рэмзи МакМаллена, «обыватели стали солдатами, а солдаты — обывателями»[103]. Способствовало этому и то, что для лучшего обеспечения комплектации пытаются сделать службу в пограничных легионах пожизненной.
Крах римской армии традиционно связывают с двумя сражениями: гибелью армии восточного императора Валента в битве с принятыми им в пределы империи готами при Адрианополе в 378 г. и поражением, которое Феодосии Великий нанес армии западного императора Евгения в 394 г. при Фригидусе. Конечно, такая связь чересчур прямолинейна, но эти поражения, безусловно, радикально ускорили процесс варваризации армии. Крупные массы федератов с семьями переходят в пределы Империи, и это становится началом конца. «Последним римлянином» во главе всей армии в западной части Империи был Аэций, победитель Аттилы на Каталаунеких полях (451 г.), и армия, которую он вел в бой, была уже выставлена коалицией расселившихся в Империи варварских племен. Многие обращаются к иным методам сохранения римского влияния. Так, magister militum Северин, восстановивший римскую власть в провинции Норик при помощи военной силы по поручению императора Майориана (457 — 461), в конце 460-х гг. возвращается в Норик уже в качестве христианского проповедника и добивается славы именно как таковой[104].
Как известно, Западная Римская империя не смогла устоять перед военными и иными проблемами и к концу V века рассыпалась, и с этого начинается история варварских королевств; Восточная же смогла разрешить свои проблемы и уцелеть, и с этого начинается история Византии[105]. Обе эти темы будут рассмотрены нами далее.
Г. Кантор
Часть II
СРЕДНИЕ ВЕКА
Барри С. Страусc
Темные века, ставшие светлее.
Последствия двух поражений
Данная статья представляет собой попытку порассуждать о двух сражениях. О том, что могло бы случиться, завершись они иначе, не так, как в реальной истории.
Оба раза одна из противоборствовавших сторон находилась на пределе своих возможностей, отступая или наступая. В первом случае (Адрианополь, 378 г. н. э.) Римская империя потерпела сокрушительное, еще более тяжкое, чем в Тевтобургском лесу, поражение, повлекшее за собой окончательный упадок мировой державы. Во втором — (Пуатье, вероятно 732 г. н. э.) войска франков остановили мусульман в тот момент, когда воители ислама вознамерились распространить свою власть на всю Европу — ВЕЛИКУЮ ЗЕМЛЮ, как называли ее в арабском мире.
Но была ли Римская империя (во всяком случае, та ее часть, что господствовала над Западной Европой) действительно обречена умереть, сделав возможным наступление Темных веков? И являлось ли наступление этих веков, быть может не таких уж темных, исторически неизбежным? По мнению Барри С. Страусса, вину за случившееся следует возлагать не столько на «шпенглеровскую» усталость римского государства, сколько на одного человека — императора Валента. Историк утверждает, что Валент погубил армию в бою, который следовало оттянуть или не давать вовсе. (Заметим, что у стен Адрианополя — нынешнего города Эдирне в Турции — происходило едва ли не больше битв, нежели в каком-либо ином месте в мире. Злосчастное столкновение Валента с варварами явилось всего лишь одной из пятнадцати крупных военных операций, случившихся там за последние 1700 лет.) Вестготы, разгромившие римское войско и убившие императора, двинулись дальше и в конечном счете разграбили сам город Рим. Империю было уже не спасти, но Страусе утверждает, что все могло обернуться иначе. Каким же должен был стать мир, который продолжал бы возглавлять Рим?
Динамический импульс, принадлежавший некогда Римской империи, перешел к новому средоточию силы — Арабскому халифату. Со дня смерти основателя ислама пророка Мухаммеда не прошло и столетия, а мусульманские воители уже расширили пределы своей державы далеко на запад, покорив землю Аль-Андалус (как они называли нынешнюю Испанию). В какой же степени битва при Пуатье определила дальнейший ход истории? Страусе склоняется к мнению тех исследователей, которые считают это событие поворотным пунктом. Несомненным его последствием явилось воцарение династии Каролингов, сыгравшей выдающуюся роль в истории Европы раннего средневековья. (Карл Великий был внуком победившего при Пуатье Карла Мартелла.) Но при ином исходе сражения иным оказалось бы и грядущее. Некий анонимный средневековый хронист писал: «На равнине Тур, — иногда место сражения называют так, — арабы были близки к созданию мировой империи, но упустили эту возможность». Следует признать, что так и не возникшая империя могла стать воистину великой, ведь арабы немало способствовали распространению просвещения.
Сражение у Адрианополя и битва при Пуатье рассматриваются в статье в русле так называемой теории контрафакта первого порядка. В соответствии с этой теорией, незначительные события могли бы повлечь за собой коренные изменения в ходе истории. Подумаем, как переменился бы наш мир, если бы Валент проявил больше терпения, а Абд-ар-Рахман, командовавший мусульманами при Пуатье, остался бы в живых.
Барри С. Страусс — профессор истории и классической филологии в университете Корнуолла. Также он является директором программы изучения проблем поддержания мира. Автор таких трудов, как: «Отцы и дети в Афинах», «Анатомия ошибки: современная стратегия и уроки военных бедствий древности» (в соавторстве с Джосией Обером), «Против течения: об изучении искусства править кормовым веслом в сорок».
Раннее средневековье в Европе отмечено двумя событиями, которые существенно изменили бы мир, обернись каждое из них по-иному. Речь идет о падении Западной Римской Империи и волне мусульманских завоеваний. Если бы Рим сохранил господство над Европой или же эта власть перешла бы к победоносной мусульманской империи, Европа не оказалась бы ввергнутой в хаос Темных веков (500—1000 гг. н. э.). Безусловно, в конечном итоге даже хаос способен принести дивиденды. Некоторые утверждают, что Темные века посеяли семена грядущей западной свободы, а иные и вовсе отрицают наличие в них чего-либо темного. Но, как бы то ни было, порядок и стабильность, какие всегда утверждает империя, в эту эпоху отсутствовали. А судьбы империй — будь то римская или мусульманская — определили результаты сражений, которые могли бы быть и иными.
