Таким образом, даже если при начале второго испанского вторжения подвластные ацтекам племена по-прежнему враждовали бы с Теночтитланом, объединение их с конкистадорами не имело бы решающего значения. Несмотря на наличие у испанцев пушек и аркебуз, тласкалатеки, например, не получили бы того превосходства, какое они имели в прошлый раз. Разумеется, испанцы по-прежнему представляли бы собой ударную силу, но точно такой же силой могли являться и вооруженные испанским оружием и соответственно обученные отряды ацтеков. Естественно, в такой ситуации испанцы лишились бы многих союзников. Вожди воюющих племен отчетливо осознали бы элементарный факт: при наличии у обеих сторон ударных отрядов и использовании схожей тактики, победу одержит тот, кто имеет численное превосходство — то есть ацтеки.
К тому времени, когда испанцы, опустошив Анды войной и болезнями и покорив обитавшие там народы, смогли бы снова обратить внимание на Мексику (что могло случиться не ранее конца 1530-х гг.), возможность завоевания была бы упущена. Найти сильных союзников не представлялось бы возможным, а без них самых удачливых конкистадоров сбросили бы в море. (Черепа неудачливых украсили бы храмы Теночтитлана.) Для успеха завоевания требовалось бы такое количество пушек и лошадей, какого в испанских колониях попросту не имелось.
Со временем ситуация менялась бы для обеих сторон. Слухи о несчастьях туземного населения в покоренных испанцами землях достигли бы Теночтитлана. Необходимость противостоять испанской опасности способствовала бы сплочению индейских народов. Возникло бы не существовавшее ранее представление о Мексиканском единстве, что могло стать началом формирования мексиканской нации.
Хотя испанцам в своей центрально-американской политике пришлось бы сместить акцент с войны на торговлю, золото все равно текло бы рекой в испанскую казну. Не только из ограбленного Перу, но и из независимой Мексики, элита которой охотно покупала бы заморские товары. С течением времени испанские новшества, касавшиеся ремесла, земледелия и скотоводства, получали бы все более широкое распространение, переставая быть достоянием одной лишь знати. Можно предвидеть быстрое развитие туземного овцеводства и ткачества, а также обработки металлов. Общий подъем экономики укрепил бы позиции местных вождей, занявших в этом обществе то место, которое в колониях принадлежало испанским поселенцам.
Но если попытки испанской вооруженной экспансии стали бы постепенно ослабевать, это никоим образом не относилось бы к экспансии религиозной. Проповедники из монашеских орденов вели бы свою миссионерскую деятельность и в стране, свободной от испанского господства. Однако им пришлось бы столкнуться с энергичным противодействием местного жречества, пользующегося поддержкой властей и имеющего в своем распоряжении развитую систему школьного образования. Христианизация в этих условиях шла бы медленнее, чем это имело место в действительности. Правда, испанские священники принесли бы в Мексику не только веру, но и письменность с латинским алфавитом. Туземная аристократия постаралась бы монополизировать грамотность, опасаясь того, что ее распространение в низших слоях общества может породить социальное брожение. Так или иначе, христианство укоренилось бы на мексиканской почве, хотя возможно, не в нынешнем католическом варианте, а в смешанной с остатками местных верований форме. Не опираясь на силу и распространяя свое учение лишь с помощью убеждения, миссионеры должны были бы радоваться, если бы им удалось добиться отказа местного населения от человеческих жертвоприношений. Однако рецидивы старых верований долго имели бы место в рамках еще не монотеистических культов, смешивавших Бога христиан с каким-нибудь из туземных божеств..
По мере укрепления экономики и утверждения христианства в более-менее приемлемой форме вероятность завоевания Мексики становилась бы все меньше. Страна вполне могла сохраниться как региональная держава, выдержав столкновение с расширявшимися европейскими колониями Северной и Центральной Америки. В политическом отношении Мексика постепенно эволюционировала бы в направлении конституционной монархии с сильным и развитым местным самоуправлением. Случись это, продвижение Соединенных Штатов на запад могло бы быть остановлено гораздо раньше, возможно, еще на Миссисипи, поскольку при таком ходе событий Франция, продавшая Штатам права на Луизиану, едва ли могла бы ею завладеть. И тогда в наши дни гораздо меньшим по территории Соединенным Штатам выпало бы соседствовать с крупной державой воистину коренных американцев.
Джеффри Паркер
Неудавшаяся атака английских брандеров.
Торжество Непобедимой Армады, 8 августа 1588 г.
Поражение Непобедимой Армады вошло в историю, став хрестоматийным. Плохая координация действий между испанскими судами стала предвестником поражения, отважные атаки английских брандеров повергли флотилию в хаос, а шторм, погнавший суда вокруг Британских островов, довершил разгром. Треть кораблей и половина находившихся на их борту людей никогда уже не вернулись в Испанию.
Однако никто не вспоминает, как близок был в те дни к успеху король Испании Филипп II. Человек, стоявший во главе первой в мире державы, над которой «никогда не заходило солнце», был твердо намерен избавиться от протестантской королевы Елизаветы I и вернуть Англию в лоно католицизма. Дабы покончить с вмешательством Англии в дела принадлежавших испанской короне Нидерландов и не позволить англичанам захватить плацдарм в Новом Свете, он выслал к берегам Альбиона флотилию из 130 судов. Ей надлежало принять на борт армию под началом герцога Пармского, закаленную в боях с мятежниками в Нидерландах, и высадить ее на английскую землю в графстве Кент. Но у Кале Армаду перехватил английский флот, и с этого момента мы вправе задаться вопросом «что, если?»
Что, если бы в ночь с 7 на 8 августа ветер подул в противоположном направлении, не дав возможности английским брандерам и боевым кораблям подойти к Армаде? Что, если бы испанцам удалось продержаться до подхода транспортных кораблей с солдатами Пармы? Что, если бы они знали, что у англичан практически нет боеприпасов? Что, если бы войска Пармы все же высадились в Кенте? Случись все это — и мы вправе предположить, что вымуштрованные испанские ветераны двинулись бы прямиком на Лондон, сметая на своем пути отряды плохо вооруженных и необученных английских ополченцев, которые вряд ли были способны оказать им серьезное сопротивление. Филипп II мог легко достичь поставленной цели — но, как отмечает Джеффри Паркер, самой трудной для этого государя проблемой являлся он сам.
Перу Джеффри Паркера, профессора истории университета штата Огайо, принадлежат такие работы, как «Восстание в Нидерландах», «Филипп II», «Военная революция», «Испанская Армада» (в соавторстве с Колином Мартином), а также недавно увидевшая свет книга «Великая стратегия Филиппа II». Кроме того, Паркер является редактором сборника «Спутник любителя военной истории».
Прояви некоторые британские историки больше настойчивости, и 8 августа вполне могло бы стать в Англии национальным праздником — ибо именно в этот день в 1588 году военно-морской флот Елизаветы Тюдор сорвал предпринятую Филиппом II попытку завоевания Англии. Поражение Непобедимой Армады открыло для стран северной Европы доступ к Американскому континенту и, таким образом, сделало возможным возникновение в будущем Соединенных Штатов.
В то время Филипп II властвовал над Испанией и Португалией, половиной Италии, над большей частью Нидерландов и бесчисленными колониями, разбросанными по всему земному шару — от Мексики, Манилы, Макао и Малакки до Гоа, Мозамбика и Анголы. Иными словами, Филипп владел империей, в пределах которой, по словам его апологетов, «никогда не заходило солнце». Кроме того, его выросший при испанском дворе кузен, Рудольф Габсбург, управлял Австрией и всей Германской империей[131], а вождь французских католиков герцог де Гиз оказывал Филиппу безоговорочную поддержку. Однако и этому могущественнейшему в мире монарху пришлось столкнуться с серьезной проблемой.
