Прогремел металлический голос автоматики:

— Внимание! Противопожарная разгерметизация сектора! Начинается плановая продувка помещения! Падение давления наступит через десять секунд!

Шустро натянув маску, Косяк скосил взгляд на едва теплившийся индикатор запаса воздуха.

— Ну че, парни, — начал хорохориться Косяк, — напоследок глотнем дерьма по полной?

— Разгерметизация наступит через 4 секунды!

Глядя, как Череп побледнел под маской, Дыба сказал:

— Череп, не трясись, откачаем. Ты главное не дыши полной грудью сдуру, а то воздух быстро закончится, старайся маленькими вдохами и расслабься. — Показывая как дышать он медленно подымал руки, а заодно с ними поднимались кузнечные меха груди. — …Давай по счету, как в вальсе… раз два три… вот так — раз два три…

Череп следил за руками. Поймав ритм, задышал и вернул лицу естественный оттенок. Это было его шестое "крещение" атмосферой Марса. После первых двух у него вся шея была покрыта отметинами от шприцев. Как объясняли медики, это психическая боязнь разгерметизации, что-то похожее на боязнь закрытого помещения, но, к большому огорчению Черепа, "летуны" с придурковатым упорством, при каждом удобном случае продолжали обкатывать "консерв".

— Внимание, разгерметизация!

С протяжным скрежетом потолок треснул ровными провалами воздуховодов. В полу сдвинулся нижний слой сетчатого пола, и из мелких ячеек потянуло сквозняком. Свист перерос в рев, и сквозняк набрал силу, заревел восходящим потоком, разом вскружив и выдув мелкий мусор, пыль и затхлый воздух.

Трое людей, уцепившись за выступающие ребра лежаков, стремились как можно сильнее прижаться к полу. Если отдать себя на растерзание потоку, то от удара об потолок можно потерять сознание, а еще больше достанется, когда напор резко спадет.

Не смотря на не высокую гравитацию Марса вес Дыбы давал ему в этой ситуации важное преимущество. Зацепившись одной рукой за выступ, другой рукой он прижимал легкого Черепа к полу, при этом еще успевая подставлять Косяку плечо. Плечо Косяк как будто не заметил, он решился напоследок испробовать давно задуманный, но так и не воплощенный в жизнь трюк.

С улыбкой до ушей, с растрепанным и взбитым воздушным напором гребнем, с сумасшедшим блеском в глазах Косяк оттолкнулся от пола. Мгновенно подхваченный потоком он опасно взмыл к потолку, но в последний момент изменив наклон тела сумел выровняться и задержать подъем. Изгибаясь ужом завис, ловя воздушную струю раскинутыми "звездой" руками и ногами, он парил на ревевшем потоке. Косяк летал. То поднимаясь под самый потолок, то опускаясь вниз, он смеялся и орал благим матом, успевая при этом показывать неприличные жесты остолбеневшим от удивления "летунам".

Такое на "губе" вытворялось впервые. Череп от изумления забыв о своем страхе, вместе с Дыбой, с неподдельным восторгом наблюдали акробатические финты Косяка. И наверно также впервые во взгляде Дыбы промелькнуло нечто похожее на уважение. Ведь, что бы так удерживать равновесие одного нахальства маловато…

С тугим скрипом створки медленно возвращались в постоянное положение; постепенно снижая свист, напор иссякал. С тишиной в камеру вернулась тепло и глухота. Дождавшись слов автоматики, Косяк сорвал маску и, хохоча, запустил ею в пластиковое стекло, за которым скисшие летуны возились с дверью.

— Вы видели?! Я как ласточка! — радостно тараторя Косяк, сверкал горящими глазами, — это как на волне… нет ну вот это круто…

В чувствах тормоша постанывающего на полу Черепа, боднул Дыбу головой в плечо. При этом, он ни секунды не оставаясь на месте, вертелся показывая как балансировал и держал равновесие. Дыба поощрительно улыбался, соглашаясь, что мол да, это был класс, только если бы он сейчас успокоился — было бы еще круче. Склонившись над Черепом, лежащим бесформенным кулем под ноги и выстукивающим зубами похоронный марш, стал тереть тому спину.

В камеру влетел полыхающий гневом сержант, раздосадовано шмыгая носом он прорычал с порога:

— Чего расселись!? На выход бегом мааарш!

Поморщившись от крика, Косяк недоуменно повернулся:

— Сержант, не гони, дай согреться, у нас еще один не оклемался.

— На бегу и согреетесь! Здесь вам не пансион благородных девиц, — блеснул вычитанной фразой сержант. Довольно ощерившись, прицелился собираясь отвесить кому-нибудь смачного пинка.

— Ну бегом, я сказал!!!

Мигом растеряв всю веселость, Косяк одним прыжком оказался рядом с сержантом и угрожающе прошипел:

— Давай попробуй, — я тебе шнобель моментом подравняю.

Сержант нахмурился, но связываться с хозяином не добро заблестевших глаз не захотел. Если завяжется драка, происшествие получит огласку, пиши потом объяснительные рапорта. Дав пять минут на перекур, вышел, вернулся он уже с конвоем.

Когда за спинами послышался лязг закрывающейся двери камеры, процессия дружно двинулась по широкому туннелю. Вели их по уже приевшемуся за эти дни маршруту — пара перекрестков с зевающими часовыми, шлюз, лифт. Закинув ружья на плечо, и застыв гипсовыми изваяниями под объективами камер, дежурные незавидно косились на проходящих мимо товарищей. Лучше уж поработать "статуей" пару часов — чем торчать в Цеху с арестантами. Ведь пока неудачники будут ковыряться в отходах, конвою сидеть в Цеху, где даже сквозь фильтры кислородной маски пробивается стоявшая там вонь.

Остановившись перед створками грузового лифта, Косяк обернулся. Прошелся взглядом по уже ставшим почти родными сводам, переплетениям проводов, довольно усмехнулся. Ведь заточение почти закончилось, и считанные часы отделяют, кого от долгожданного запаха пива, кого от любимых железок, а кого от ковыряния в любимом терминале.

— Вот сколько здесь проходил, — пробормотал Косяк, — только сейчас заметил, что тут порода…

— Ты нигде головой не стукался? — криво усмехнувшись, спросил Дыба, — с какого перепуга тебе это вдруг стало интересно?

Обработанные только при первичном прохождении бурильной установки, стены отсвечивали ребристой поверхностью, а на тех местах, где металлические штыри входили в породу, грязными тенями растекались пятна укрепляющего состава. Кое-где на конструкциях уже проступала ржавчина, тщательно подкрашенная под фон серых панелей лифта.

Повернув арестованных лицом к стене, часовой взмахом руки активировал лифта и ухмыльнулся:

— Если так понравилось, заглядывай почаще…

— Да ну… у вас тут воняет, — в тон ему отозвался Косяк, демонстративно поморщившись, отвернулся от сержанта.

— Воняет… Сейчас ты вспомнишь, как по настоящему воняет…

Не оставивший реплику Косяка без внимания, сержант, злорадно "сделал" арестантам на прощание ручкой и лифт ухнул вниз. Внутренности арестантов подпрыгнули к горлу. Спустя несколько секунд свободного падения в нос им ударил обещанный "настоящий ЗАПАХ".

Просторное помещение второго цеха очистки выделялось двухэтажными конструкциями выпарных котлов. Каждый котел по извлечению влаги из обработанных отходов обрастал трубами, как пустившее корни дерево, в котором, что-то клокотало, булькало, и шипел уже чистый сырец, готовый для подачи на энергетические фабрики.

Пока троица арестантов разбиралась с засором у второго котла, часовой мирно дремал в операторской кабине. Обдуваемый чистым воздухом маски, убаюканный ровным шумом цеха, обняв винтовку как любимую девушку, — часовой "бдил".

И сладко бы "пробдил" так до конца вахты, если бы Косяк не возмутился самим этим фактом. Решивший в последний день заключения, по полной программе проучить летунов, каждый раз самонадеянно дрыхнувших на посту, Косяк впервые посоветовался с товарищами.

Движимый больше озорством, чем фактом нарушения устава, курсант не поленился попотеть в тяжелом костюме химзащиты, задыхаясь взобраться до второго этажа и спуститься обратно.