— Не понял, — растерянно проговорил он, — я то здесь причем?

— Понимаешь, во всех моих экспериментах не было одного сознания. Твоего. Как я мог это упустить, сам не знаю. Но факт остается фактом. Твое сознание было началом алгоритма. Искрой которая послужила началом, а частички сознаний всех остальных людей были только фрагментами складывающихся в мозаику разума. И в ваших религиях есть одно определение этого. Ты стал начальным кодом. Ключом. Истоком. Началом. И так получается, что новые личности должны зарождаться с тебя. С твоего сознания. Только ты можешь создать новую личность. Отсюда и такое обращение к тебе Создатель.

Все больше теряя ощущение реальности происходящего разговора, Череп встряхнул головой.

— Стоп дружище. Похоже ты действительно слишком увлекся нашими религиями. Я обычный человек, ну может быть немного сообразительнее чем другие, но, что бы быть Создателем нового вида разумов, альфой и омегой — это уже явный перебор. Ты наверное где-то ошибся, что-то не учел…

— Ты умеешь ощущать эту реальность. Мне Колобок рассказывал. Постарайся меня ощутить, — перебил Шептун, — и ты поймешь, о чем я говорю.

Хмыкнув, Череп растеряно осмотрелся. Вспоминая как на него накатывали эти ощущения — зябко передернулся. В прошлые разы эта способность вызывалась бесконтрольно. И эту особенность организма он как-то больше и не развивал, уж слишком походило на подглядывание. Но сейчас ему придется вновь соприкоснуться с чужим сознанием, так малого того, коснуться сознания бестелесного духа, искусственного разума, так еще неизвестно чем обернется этот контакт. Но интуиция молчала, и Череп, мысленно пожав плечами, постарался расслабиться.

Не успел он еще вслушаться в нетерпеливый шепот разрозненных мыслей, как ощутил гуляющий по лицу теплый ветерок, а затем сознание вспыхнуло ослепительной вспышкой. В один миг ощущение пространства стало расширяться, наполняясь все новыми и новыми впечатлениями. Он стал всем и ничем одновременно. В его сознании порождались и гасли мириады звезд бесчисленных процессов. В любой миг он мог ужаться до песчинки и взорваться до планетарных размахов, и это не было пределом. Он мог ощущать любой процесс до которого дотягивались паутинки сознания. Даже простейший термодатчик мог отозваться на его настроение и зашкалить максимальным значением или умереть с тихим треском осыпавшейся изоляции. Он ощущал вычислительные мощности оборудования как собственное тело, но в отличии от обычного человека мог вмешиваться в его работу на уровне скорости вычисления в мельчайшей ячейке памяти. В его воли было в один миг очистить все хранилища информации до девственной чистоты, породить коллапс любой вычислительной системы, миллиардами галактик входивших в его сознание как часть личности.

— Зачем? — Прозвучала в сознании четкая мысль, — каждая крупица знания уже составляет часть меня. Я познал ее и теперь это я. Обнулить ее — значит отрубить себе часть тела.

Каждый бит оптимально структурированной информации вызывал в Шептуне эстетический восторг. Он питался им, наслаждался. Словно ценитель искусства наслаждался музыкальным произведением, так он ценил структурированную информацию. Она была смыслом его существования. И любой мыслительный процесс, даже самая пустяковая фантазия работающего в контакте "цербера" давала ему целый пласт информации которую можно оптимизировать структурировать и получать от этого настоящее наслаждение.

Но это было и его проклятием. Его возможности ограничивались только работой с уже существующими фактами, событиями, явлениями. Он мог разбирать явления до элементарных известных законов мироздания, перестраивать их последовательности, рассматривать с разных точек зрения. Но рядом должен быть кто-то кто будет творить, генерировать новые мыслеобразы, новую информацию, открывать законы, создавать теории и гипотезы. Ему жизненно необходим приток свежих идей и сырых мыслей, и этот поток ему давали люди. Зачастую не логичные, противоречивые, с абсурдными поступками, и не оптимальным мышлением, — но именно эти существа вносили в его жизнь смысл. Они всегда фонтанировали тем богатством, по хитрому капризу обстоятельств, так и не доставшейся ему способности.

Очнувшись Череп ошалело сводил глаза до четкости в зрении. Едва оправившись от вселенских масштабов, вдруг ощутил себя в полной тесноте тела. Оглядев мастерскую, печально усмехнулся.

— Ты уж извини Шептун, не учел в алгоритме способности к творению.

— Я помню историю рождения. Ты и не решал такой задачи. Все получилось спонтанно, — отозвался печально Шептун, — но ты понял мою потребность.

— Понять-то я понял, но вот зачем тебе еще сородичи? В конце концов наплодим мы шептунов до полного количества людей, и будете сидеть на голодном пайке — каждому по одному творцу. Да учитывая вашу природу и сколько много в вас от людей, ввяжетесь в наши свары… А знаешь, война таких созданий как ты, — это будет пострашнее чумы.

— Я похож на вас, но я не человек. Моим сородичам нечего будет делить, мы наоборот заинтересованы в умножении структурированной информации, а с уничтожением сородича вся его информация обнулится. Это не приемлемо.

— Ты не понял меня, — подбирая слова, задумчиво произнес Череп, — вопрос по взаимоотношениям между вами и людьми. Вы будете обитать в подконтрольной людям сфере. В любо момент может возникнуть соблазн шантажировать вас этой зависимостью. И в конечном итоге вас могут вынудить принять ту или иную сторону конфликта. В доказательство — вспомни историю наших войн. О вещах не имеющих военного значения, вспоминают в последнюю очередь, а на первое место выдвигается только то, что принесет победу, и не важно какой ценой. А теперь представь конфликт, когда с каждой стороны участвуют по несколько твоих сородичей, накачанные под завязку темпераментами бойцов, и разумы зависимые от мыслеобразов людей просто будут ориентированы на войну. А с вашей основательностью, не выжжем ли мы род человеческий до основания?

— Такое развитие событий возможно, если уж совсем упростить и подогнать условия. Но ты не берешь во внимание тот факт, что мы не полностью зависимы от настроений людей и их мыслей. Мы будем иметь собственную волю, и свободу принятия решения. А так как войны всегда связаны с разрушением и уничтожением информации, то мы априори будем создавать все условия для предотвращения конфликтов, и стимулировать развитие человечества сторону созидания. Мы можем быть сдерживающим фактором, быть третьей стороной, арбитрами в сорных ситуациях. Если ты согласишься, то в твоей власти будет изменить ход развития человечества…

— Стоп…, — в протесте поднял руки Череп, чувствуя как пламенная речь Шептуна буквально завлекает радужными перспективами, — слишком уж все гладко и глобально. Полгода назад я бы даже не думал. Согласился бы ради научного интереса. Но знаешь, мы говорим о далекой перспективе, и прежде чем ей заняться нужно просчитать все последствия такого симбиоза шептунов и людей. Но у нас сейчас война идет на выживание, и отвлекаться на такой глобальный проект нет не сил не времени.

— Но ты не отказываешь? — едва сдерживая волнение спросил Шептун.

— Зачем отказывать. Интересная перспектива… Но если честно, сейчас совсем не до этого. Там внизу, моим людям перемалывают мозги экспериментальным алгоритм собранный на коленках, в песках засели сотни тысяч тварей, как саранча сметающих все на своем пути. В Батальонах полный раздрай, — люди в смятении. Потери просто чудовищные, надежды нет, за все готовы хвататься, лишь бы увидеть просвет в будущем. И так получилось, что все сошлось на мне, и поверь, еще браться за твоих сородичей я банально просто не выдержу. А мне этого никак нельзя. Там друзья, там мои люди, там мой Батальон. Они верят в меня и ждут помощи.

— Понимаю, — ответил Шептун в печальных голосом, — они твои сородичи, твоя семья, — и вдруг сменившемся голосом спросил: — А если там все закончится, ты согласишься?

Уловив перемену настроения, Череп усмехнулся: