IX. «Ты помнишь сосны?» говорила Кадя. «Они здесь черствые, надменные, а там Такие тихие и ласковые! Гладя Их теплый ствол по легким чешуям, Я слышала, как будто трепетало В них сердце доброе, как будто кровь — смола — По жилам их стремительно бежала, Как будто фея тихо в них жила, Нас берегла, любила и жалела И только говорить зачем-то не умела… Вернемся к ней, мне было с ней легко, А здесь так неприветливо-чужо!» X. «Вернемся к ней и расколотим дачку И на песке поставим самовар… Найдем и черную и рыжую собачку И побежим с зарею на базар, Там купим Васе много разных крупок… Мне — к именинам ты закажешь торт И пальцы перережешь от покупок, И снова от телячьих глупых морд Я буду в ужасе бежать песками И упаду в талочке за плетнями И покажу телятам длинный нос… Мне хочется туда, назад — до слез!» XI. «Пусть здешний домик, Лизавета Провна И хороши и милы, что мне в том? Пусть все идет так мягко и так ровно, Но здесь тоска какая-то кругом! Вот ты сидишь по целым дням над морем И рад прибою, солнцу и камням… Мы там не спорили, а здесь мы спорим; Там я спала, здесь мучусь по ночам. Все, кажется, выслеживает кто-то, И все томит какая-то забота, Как будто горе близится на нас, И огонек, зажженный нам, погас». Глава четвертая
I. У Сум они свернули на проселок В невыразимую, по оси, грязь, И путь их был томителен и долог… Посвистывал ямщик не торопясь. У темной одичалой деревушки, Гдe хатки от дождя попрятались в сады, Под скрипок визг и выкрики частушки У кабака, подтыкав от беды Подолы, грязь месили две хохлушки, И между ними тыкались старушки И угощали водкой, и хохол, Задравши шапку, гоголем пошел. II. Увидели Петра и Кадю, кто-то цыкнул, Перескочил канаву, и за ним Еще, еще… «Годи», кабатчик крикнул. Пришлось им откупаться. Дед Юфим Схватил монеты, ловко их подбросил, Поймал и побежал назад, в кабак… А ветер, сбив платки, старух простоволосил И уносил из трубочек табак. Жиды опять ударили смычками, И, грязь вокруг раскинув сапогами, Притопнул, вскинул плечи и пошел, Задравши шапку, гоголем хохол. III. На хуторе была когда-то Кадя Ребенком с бабушкой. Тогда еще там жил Брат бабушки. Он назывался — дядя Иван Иваныч. Где-то он служил, Носил какую-то неведомую форму. Был очень стар, неряшлив, лыс и глух, Стонал, что лошадям идет так много корму И что не спит он по ночам от мух. Варил какие-то превкусные конфеты, Записывал в тетрадочку секреты О том, как плешь в неделю заростить, Как кур щипать и пятна выводить. IV. О нем легенда темная ходила, Что он не дедушка, а бабушка. Теперь Никто здесь не жил. Тетя схоронила Иван Иваныча. Заколотила дверь В семейном склепе. Перезаложила Все, что могла, уехала в Париж И хутор с той поры не навестила. Здесь царствовал бессмертный Прохор Чиж, Который был еще дворовым деда. Он был прославлен выгонкой последа, Похоронил трех жен и всех детей И, как упырь, окреп он от смертей. V. Был очень рад гостям, ловил их руки И целовал по-старому в плечо. «Ишь стосковались и по нашей скуке, А мы уж и не думали. Да что — Вчера собаки к ночи гомонили; Дай, думаю, пойду-ка я взгляну, Не воры ли. Как вышел, облепили, Ласкаются. Смотрю, а по окну Во флигеле как будто что мелькнуло, Вошел — нет никого. Должно быть, обманула Луна. А сердце не обманет, нет! За все, про все подаст тебе примет». VI. Немного гнилью, клейстером и глиной Пропахли комнаты. Промерзший керосин Чадил из лампочки. Провисшей паутиной Был заткан круглый низенький камин. Чиж из людской принес варенья в кружке, Поставил толстый старый самовар, Достал в комоде пухлые подушки, Принес для Кади дядюшкин «Базар» И указал, что стоили прочтенья Мадам Режан смешные «Похожденья», Но были «Похождения» — увы - Bсе деревянным маслом залиты. VII. Чай сели пить втроем, хоть Чиж старался От чая благовидно увильнуть, И после двух стаканов отказался… Рассказывал, как довелось тонуть С Петр Николаичем на Пасхe, по дороге К заутрени, как вынесли едва Из полыньи их кони, и как ноги С тех пор болеют у него, Чижа… Рассказывал, как умер дед, как дядя… И слушала примолкнувшая Кадя, И жуток был ей старый, хмурый дом, И ночь, и дождь, шумевший под окном. |
