1918 г. ЛУННОЕ КОЛЬЦО В ясном небе всё круче и уже Острый месяц свивает кольцо. Голубые сосульки от стужи Хмуро прячет под крышу крыльцо. От напастей чураясь крестами, Я гляжу, прислонясь у окна, Как сугроб застилает холстами, Озираясь на стены, луна. Знали вещие предки приметы Ясных лун в заповедном кругу И молились их страшному свету Золотые костры на снегу. Я не знаю примет и молений, Но луны кольценосной страшусь — Не минует небесных велений На распутье распятая Русь. 1918 г. СТОЛЯР Ещё живем с тобой, моя подружка, И свой уют под вьюгой бережём. Судьба-столяр поёт, за стружкой стружка Скользит, как свиток свёрнута ножом. Темна, ветха убогая избушка, Вползает холод в простыни ужом… Столяр поёт, и теплится мигушка — Флакон от лака, заткнутый пыжом. Столяр поёт, достругивая споро Последки леса… Подберётся скоро И инструмент, и лес, и керосин! Ещё жива, ещё крепка опора — Любовь и труд! Строгай, столяр, забора И служб достанет для твоих тесин. 1920 г. В НОМЕРЕ Случайно в гостинице старой В уездном глухом городишке Лежу на бессонной кровати, Листая нелепые книжки. Сквозь полночь трещит караульщик, Звенят ямщики бубенцами. А в окна сквозь льдистые стёкла Луна заплылась облаками. На волю бы, к ветру и стуже, В ямщичьи певучие сани, И мимо трещёток и улиц, И скрыться в морозном тумане. И думать о комнате жаркой, О ярком парном самоваре, О чём-то неясном и милом, Сгоревшем в забытом пожаре. Лежу на бессонной кровати, И кажутся смутными снами, Что в полночь трещит караульщик, Звенят ямщики бубенцами. На завтра в угарном вагоне Уеду далёко, далёко. Забуду и город и номер, Где ночь коротал одиноко. И только, где б ни был, Должно быть, смирить и размыкать нескоро Тоску по саням и сугробам, Тоску снегового простора. 1920 г. ХОДОК Вот опять с котомкой за плечами Ухожу, измученный ходок, Новых мест, надуманных ночами, Поискать на север и восток. И опять заводит в знойном поле Вольный ветер песню о судьбе На своей, для горемычной доли, Заплетённой лыками трубе. Что найду? Куда со скарбом старым, С верным другом — серою козой, Бросив кут свой смерти и пожарам, Поплетусь сам шесть я за судьбой? Волга, Волга, приюти ты снова Где-нибудь на дальнем берегу Всё, что есть последнего, святого, Что ещё кой-как я берегу! 1921 г.
ПОМНИТЕ! Дома, в накуренной комнате, В шуме работ, у станка, Помните, помните, помните — Голода близки войска! С флагом залатанным гонится В серой пыли как в золе, В лоск заморённая конница Вдоль по железной земле. Скачет, дробя гололедицу, В броне из чёрных колец, Путь на Большую Медведицу Держит упрямый гонец. В мёрзлом осеннем безвременьи В смертью назначенный час, Двинулось племя за племенем, Всё понизовье на вас. Рать бесконечная тянется Вдаль без пути и дорог, Смерть впереди их, как пьяница, Пляшет и валится с ног. Стонет, хохочет гармоника, Бьёт в трензеля невпопад, За душу тянет покойника По ветру взвеявши смрад. Катится тёмное комище, Вороны чертят круги, — Помощи, помощи, помощи! Северный люд, помоги! 1921 г. "На площади людной и сорной" На площади людной и сорной Я светлую песню пою И день свой убогий и чёрный В лоскутьях одежды таю. Пою о великих порывах, О маленьком счастье людском: Выращивать злаки на нивах, Покрытых бесплодным песком. Выращивать злаки далёким, Идущим на смену годам, И быть до конца одиноким И преданным глупым мечтам. И толпы народа, под властью Таинственных песенных чар, Поверили глупому счастью, И мне рукоплещет базар. Спасибо, певец, за мечтанья, За сладкие звуки твои…, Мы верим в твои упованья, Пой песни и верой пои. На старую голову снова Надели цветущий венок, — А мне бы простого ржаного, Хоть чёрствого хлеба кусок. |
