1936 г. ПУШКИН В гробу, забитом в ящик чёрный, Тебя, опасный бунтовщик, Из Питера дорогой торной В глухую ночь увёз ямщик. Меняли лошадей мгновенно, Смотрители сбивались с ног. И мчался, мчался Русью пленной Без колокольчика возок. Молчали пуганные сёла, И мимо них ещё сильней Гнал, распустив по ветру полы, Ямщик замученных коней. Путь кончен. Сумрачно и строго Дубов столетняя семья У монастырского порога Доныне сторожит тебя. 1936 г. "Человек обязан быть счастливым." Человек обязан быть счастливым. Быть несчастным, что за интерес? И накладисто и хлопотливо: Сколько надо средств, лекарств, чудес! «Для чего живу я в этом мире? Для чего и самый создан мир?…» Нет, спили скорее эти гири, Разгони ты этот скучный клир! То ли дело вновь отдаться счастью! Счастье — это воздух, свет, вода, Их насильно рознял ты на части, Но они едины навсегда. Счастье — это люди, звери, птицы, Каждый миг, отпущенный судьбой! Только бы успеть вглядеться в лица, Проходящие перед тобой. Не успеешь вдоволь наглядеться, Надышаться и наслушаться, как вновь В смерть-рожденье дверь раскрыть готова Направляющая все любовь. 1936 г. Мне грезятся лесов щетинистые стены, Мне грезятся лесов щетинистые стены, Зовущих длинных рельс извивы и клубы, И спрутов-городов назойливые смены, И серая змея затёртой льдом реки. За нею злая даль стирает очертанья, Маячит горизонт синеющим кольцом… И душат сердце мне оковы расстоянья, И одиночество смеётся под окном. И мёртвые слова с разбитыми крылами Я тихо хороню в немые буквы строк… Мне верить хочется, что говорю я с вами, Что вы опять со мной, что я не одинок. Не позднее 1907 УСТАЛОСТЬ Мне кажется — я сплю прозрачным, чутким сном, Что мерно надо мной поют речитативом Дешёвые часы, и мирно под окном Чирикает снегирь в безделье терпеливом. А на заботливо подложенном сукне За тонкою стеной стучит трудолюбиво Машинка, ножницы скрежещут в полусне И звякают о стол неловко и трусливо. Трепещут сумерки. На изразцах печи Бесшумно движутся причудливые тени… И я боюсь во сне проснуться, отойти От этих мягких грёз, от этой чудной лени. Не позднее 1907
СКИТ Овальный пруд в кругу рябых берёз. Сверкает гладь, пестрея в отраженьях. Там, одинок в своих богослуженьях, Суровый скит стеной себя обнёс. Когда грустя звенят колокола, Когда луга, дымясь, роса туманит, Здесь иногда заря, забывшись, встанет, От блеска дня, усталая, ала. И пруд горит червонный, как алтарь; Шурша поют вечерню в листьях шумы — Как будто мир под лаской тихой думы Слился с Тобой, надзвёздный Зодчий-Царь… Чрез миг уж ночь. Тревожный нетопырь Кричит сове о тайнах тьмы широкой С зубчатых стен, где грезит одиноко Под бой часов суровый монастырь. Не позднее 1907 В МЕЖАХ От Влахернской до Святителей В тёмных сводах колоколен Заунывно-богомолен Редкий благовест обителей. Ржи пахучей межи спелые, Клейкий лист берёз шумливых Привечают сумки белые Богомольцев молчаливых. Как Читеи многотомные, Их немые миллионы. Лица строгие и тёмные, Как раскольничьи иконы. С медью, вырванной у голода, Канет скорбь глухих селений В холод выбитых ступеней, В раку кованного золота. Не позднее 1907 СОКОЛИНЫЙ ГЛАЗ Я — Соколиный Глаз. Спросите гризлей смелых И дикого коня, Койотов злых, лисиц, оленей, грифов белых — Все знают про меня! Я гибок, как змея; силён, как буйвол дикий, И зорок, как орёл. Я — сын скалистых гор; мой праотец великий Свой род от солнца вёл. В моей крови горит огонь небес глубоких. И на груди моей Священный знак молитв и клятв своих высоких Мне выжег чародей. Схватили вы меня. «Постой, — мол, — нагулялся На воле дикий зверь! Над нашей властью ты в своих горах смеялся, Так смейся же теперь!» Трусы! Чем взяли вы и как меня вы взяли? Обманом и вином! Вы низко кланялись и в гости зазывали, И — предали потом! Герои! Дети лжи, обмана, рабства, лести! Когда бы знал я вас, Я бы сказал своим: «Они не стоят мести, Ни наших рук, ни глаз!» Я проклинаю вас, детёныши Вабассо! Ваш блеск и ваш покой! Я — Соколиный Глаз, вспоённый Арканзасом И Красною рекой! |
