1908 г. СНЕГ Молча падал ночью и на утро слабо Всё покрыл собою, дымкой голубою, Снеговой навет. Словно кто-то тихий проходил землёю И забыл случайно этот, полный тайны, Непонятный след. Строгие берёзы в светлой, снежной хвое, Призрачно белея, двинуться не смея, Потянулись в даль. В лишаях от снега чёрная дорога Из дали туманной шлёт мне отклик странный, Странную печаль. Хочется по снегу чёткими следами Тихо, одиноко в даль идти глубоко. Далеко уйти! И глядишь сквозь дымку меж рядов деревьев С радостной тревогой, вызванной дорогой Дальнего пути. 1908 г. ЧАЩА Чаща, днём прогретая, От смолы душна; Знойными просветами Глушь обнажена. Рыщет остроухая Меж кустами рысь. Вопли выпи, ухая, С топи донеслись. Торф блестящий в ельнике Вяжет рыжий мох; В смутном можжевельнике Скрыт звериный лог. Чёрными провалами, Промышляя снедь, Тяжко ветровалами Лазает медведь. 1908 г. В СТАРОМ ДОМЕ Засветили лампу в зале, Накрывают стол в столовой, Что-то в кухне жарить стали, Дверь закрыли — скрали слово. Сели шумно у рояля, Заплелись в узоры звуки, Чуть скрипит нажим педаля, Ищут слепо клавиш звуки. В-вах! Зевота из гостиной, Там пасьянс, чулков вязанье, Чей-то шёпот длинный-длинный И, сквозь шёпот, восклицанья. Чу! — кричат часы-кукушка, Мопс ползёт, скрипя когтями… Вдруг залаял. «Мушка! Мушка!» — Барин, как битки? С груздями? — 1908 г. РОЯЛЬ Рояль старомодный, в опале, Расстроенный, пылью забитый, С обломанной ножкой педали И с крышкой разбитой. Как странно сквозь смеха раскаты И речи горячего спора, Вздохнули аккорды сонаты, Как слово укора. И струны тоскливо и больно, Вдруг вздрогнув, скорей замолчали. Как будто сказали невольно О чьей-то печали. 1908 г. В КОРЕШЕВЕ В полумгле, таясь, белеют сторы, Шелестят страницы старых нот, Звоны струн заводят разговоры И «мур-мур» поёт на кресле кот. Погоди, накроют стол в столовой, И, вздохнув, закроется рояль; Подплывёт к столу халат лиловый, Самовар закружит пар в спираль. За стеклом фарфор — знакомые модели, У камина вышитый экран, В хрустале застыли мирабели, Сдобный хлеб заботливо румян. Бой часов — далёкий звон удара, Ветер бьёт в оконный переплёт… Тёмный зал ждёт Грига и Годара, И «мур-мур» поёт на кресле кот. ПУШКА Он хотел дойти до тёти, Ей похвастаться игрушкой, Видит — правдашный солдатик С настоящей чёрной пушкой. Подбежал он, крикнул: «дядя! Как её ты зажигаешь? Ты привёз её нарочно, Или маленьких пугаешь?…» Не видали вы ребёнка В белой шапке, с погремушкой? Он хотел дойти до тёти, Ей похвастаться игрушкой!? 1905 г. ХОХОЧЕТ МУЗЫКА Идут ряды солдат. Тяжёлым, частым эхом Удары слитых ног по площади звучат. Хохочет музыка, хохочет медным смехом — Исчадье ярких труб, она ведёт солдат! Размерно дышет грудь, размерно ходят губы, Застыло, помертвев, холодное лицо. И только бьют ступни и резко воют трубы, И солнце вьёт, дымясь, морозное кольцо. Под лоскутом сукна, сжимаясь, сердце бьётся. Оно болит, болит… Тоской напоено! Исходит муками! А музыка смеётся, И скоро брызнет вновь кровавое вино. Коснулось солнце труб багровыми лучами, И трубы вспыхнули; и, уходя назад, Колеблятся штыки железыми свечами… Хохочет музыка. Идут ряды солдат. Не позднее 1908 г. ЧЁРНОЕ ОЗЕРО Над Чёрным озером летят нетопыри И рыбы плещутся и падают в осоке… Толпа косматых туч на полосе зари Крадётся с запада, чтоб вспыхнуть на востоке. Стальных ударов хор — бьют в косы молотки, Однообразный стук похож на предсказанье: Не упадёт трава в росистые круги, А вспыхнут лезвия предтечами восстанья! Зальётся барский дом пожарною волной. Сверкая, топоры вонзят свое проклятье. И узкие серпы блестящей кривизной Над жертвой очертят последнее объятье. |
