XII. А Кадя, окрестив его нахалом, Скользнула платьем к тетке в кабинет… И Петр, уже смутившись, в нише зала, В распахнутую дверь, увидел свой портрет. «Ну», думал он: «пол-горя Кадя, внучка; А с этой-то уж и не знаю, как! Не целовать же в самом деле ручку? И как бы с места не попасть в просак»… Но выплыла в халате Агриппина С лежалым запахом духов и нафталина И, протянув блестящую ладонь, Сказала нежно: «Капочка, не тронь!»… XIII. «Как видите», прибавила с улыбкой: «По родственному встретить вас спешу. А, знаете, я вас узнала б без ошибки — У вас с моим отцом я сходство нахожу До странности большое! Ну, смотрите: Такой же нос, такие же глаза… Не правда ль, Кадя? Сами поглядите! Вот он, его портрет! Ну, что? Я не права?… Да что же… Раздевайтесь! Пелагея!… Вот неожиданность… Чайку сейчас скорее, Должно-быть перезябли налегке?… Кадюша, вот — ключи… В буфете — ром, безе…» XIV. «Как вас зовут? Петр Николаич!? Чудо! Как моего отца! Позвольте, кто же вы? Какая же родня? Из Костромы? Откуда? Из Новгорода? Ну, конечно, — с Мсты!» Петр что-то отвечал, веселый от удачи - Все вышло глаже, чем воображал; За сахар Капка щурит глаз свой рачий; От треволнения у «тетки» задрожал По чашке чайник; Кадя тихо вертит Кольцо на пальцe, узким ногтем чертит По скатерти, узоры обводя И пристально за пальцами следя. XV. Дубовый стул, который сам он выжег; На чашке с крышкой памятный дракон; Знакомый вид безе, ванильных пышек, Погнутых канделябр и без крючков окон. И даже на сквозном стеклянном циферблате Стенных часов все тe же три часа… И только нет его в коричневом халате, И нет его жены с ее: «Comme-ça!» А тетка все расспрашивала Петю; И вышло так, что он один на свете Из всей семьи, дорогу пробивать Придется самому — протекции не ждать. XVI. Что кончил он филологом в Варшаве, И кончил только что, туманно впереди; Об них узнал во «Всей Москве» в Виндаве, Где у товарища гостил недели три… Ну, словом, врал, чтоб только отвязаться! Но, оказалось, тетка приняла Все к сердцу, предложила оставаться У них, помочь… Вообще мила была. И даже Петр был удивлен участьем К своей судьбе, но вспомнил о пристрастьи Ее быть патронессой — в мать пошла — И только думал: «надолго ль мила?» XVII. И только думал: для чего все это? О, маринад! Его уже он забыл, И вот теперь, когда с того он света Пришел, чтоб жить, так чудно жить, — он всплыл. Петр вздрогнул весь и весь насторожился; Взглянул по-иначе вокруг себя и вдруг, Вдруг вспомнил, что он здесь когда-то спился, Здесь, в этом доме, вынес столько мук. И неужель вся процедура снова? За взгляд один, за поцелуй, за слово Начнут по-прежнему тягуче распинать И тишина и с пологом кровать? XVIII. Два первых злых часа, когда дышать училась Вновь созданная грудь, когда его глаза Так были отданы и солнцу, что змеилось, Крутясь пылинками, на скатерти стола, И этой маленькой причудливой головке, Давно любимой и когда звеня Стучала кровь и — поднимались бровки, И верилось — хочу, и взглянешь на меня… Ведь эти два часа обвиты паутиной, И виснет под носом — Агриппки глаз совиный: Всю крошечную жизнь она подстерегла И с этой пышкой с маслом сожрала! XIX. «Где этот маленький комочек светлой пряжи, Клубочек шерсти солнечной? Он был Во мне, когда под звон часов из вражей, Унылый преисподни в жизнь я всплыл… Где первый мой апрель, в сенях меня заставший Перед стеклянной дверью, лаской глаз Лазурной девушки, как ангел открывавшей, Казалось, двери в рай, в божественный экстаз?… Ах, два часа назад, в апреле Так были огненны червонные капели, И крепкий воздух молодой земли Был болен невоздержанной груди!» XX. И не заметил Петр, от скучных дум нахмурен, Что попривыкла девушка к нему. С опущенным лицом он был совсем недурен, Таким несчастливым казался по всему. Он не заметил, как неслышно Агриппина Кь обеду одеваться уползла И унесла противный запах нафталина; Как Кадя осторожно подошла… И только голос вдруг услышал: «Не хотите ль»… Он вскинул взгляд — отпрянул бес-смутитель. Опять зацвел апрель, оборвалась тоска… …«Я вашу комнату вам покажу пока?» Глава вторая
I. По-новому все было в антресолях: Прорубленная дверь, навешенный балкон, И кабинет Петра был в новых рòлях - Приезжей комнатой, с геранью у окон. Теперь она ему предназначалась, И много было радостного в том, Что проволока в тополях качалась И новенький трамвай катился под окном. И долго простояли на балконе В веселом щебетании и звоне Весенних птиц, скользивших на лучах, Как по тончайшей льдинке на коньках. |
