Необходимостью усиления борьбы с преступностью и была вызвана очень важная мера по реорганизации аппарата милиции.

В мае 1931 года было создано Главное управление мили­ции и уголовного розыска при СНК РСФСР и принято для них новое положение. На милицию и угрозыск возлагались задачи по раскрытию особо тяжких уголовных преступлений, которыми прежде занималось ОГПУ. Так называемые груп­пы охраны хозяйства преобразовывались в ОБХСС.

 Управление милиции Чечено-Ингушетии, находившееся в Грозном, в те дни, когда Шукаев и Дараев колесили по все­му Северному Кавказу в поисках карабаира, занималось рас­следованием одного из таких преступлений, а именно — убий­ством председателя Бай-Юртовского сельсовета. Руководил расследованием начальник отдела по борьбе с бандитизмом Шахим Денгизов.

Убийство председателя в Бай-Юрте было еще одним зве­ном в цепи уголовных дел, имевших политическую окраску. В местечке Докбух уже были обнаружены следы бандита и конокрада Азамата Мамакаева и его сообщников, которым год назад при ликвидации кулацкой банды мюридиста Муцольго-ва удалось скрыться в горах Чечни. Оттуда кулацкие прихвос­тни и совершали свои налеты на колхозные фермы, магази­ны и склады, терроризировали население. Денгизов уже знал, что в мамакаевской группе недавно появился бежавший из Адыгеи Рахман Бекбоев, по кличке Тау. Кроме того, Шахим Алиханович предполагал также, что к Мамакаеву примкнуло и несколько человек из террористической группы Абаева, недавно разгромленной и выловленной ОГПУ в Шилийском лесу. Абаевцы объединяли вокруг своего главаря несколько отпрысков кабардинских князей (Абаевых, Инжижоковых и других). Некоторым из них удалось бежать.

Все эти шайки, скрывающиеся в аулах и лесах Адыгеи, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Карачаево-Черкесии и Других местах, являлись своего рода осколками контррево­люционной и уголовной банды, возглавляемой бывшим кабар­динским князем Темирханом Шипшевым, которая долгое вре­мя орудовала в горных районах Кабардино-Балкарии и Чече­но-Ингушетии. Только в 1928 году удалось ее ликвидировать. Тогда же, и работники угрозыска это хорошо помнят, в газе­те «Молот» было опубликовано интервью полномочного пред­ставителя ОГПУ СССР по Северному Кавказу и Дагестану под названием: «Дворяне и помещики — организаторы банд в Кабарде».

В такой обстановке вопрос о том, следует или не следу­ет доводить до конца дознание даже по самому на первый взгляд пустячному делу, стоять не мог. Вот почему и после ликвидации унароковской банды угрозыск Адыгеи считал не­обходимым продолжать поиски небольшого табунка в два де­сятка лошадей, угнанного из Чохрака. Идя по следам исчез­нувших коней, Шукаев и Дараев могли выявить неизвестные ранее притоны конокрадов, скупщиков и других лиц, связан­ных с уголовным миром тех лет, и, таким образом, расши­рить фронт борьбы с бандитизмом. Наконец, по-прежнему ос­тавался на свободе опасный рецидивист Рахман Бекбоев

Работая над раскрытием бай-юртовского убийства, Шахим Денгизов не забывал следить и за тем, что делается за пределами Чечено-Ингушетии. Он, в частности, держал связь с Дыбаговым и знал о том, что его подопечному Жуниду Шу-каеву удалось положить конец «художествам» ротмистра Уна-рокова и арестовать еще одного гастролера —  Пашу-Гирея Ак-башева, связанного с белогвардейским поручиком Ивасьяном

Денгизов был доволен. Не зря он рекомендовал Дыбаго-ву поручить Шукаеву дознание по чохракскому делу. Скорей бы заканчивал, а потом можно было бы перевести его в кра­евой аппарат на более ответственную работу. Шахим Алиха-нович не любил откладывать своих решений в долгий ящик и, воспользовавшись присутствием в Грозном Колосунина, по­говорил с ним о Жуниде. Колосунин ответил, что он тоже наблюдал за работой Шукаева и доволен им. Таким образом, в принципе вопрос о переводе Жунида был решен

Помимо неотложных мер по раскрытию убийства пред­седателя сельсовета, Денгизов должен был выполнить еще одну важную миссию. Вокруг мамакаевской банды группиро­вались не только матерые уголовники, но и люди, сбитые с толку кулаками, муллами и их подпевалами, люди, совершив­шие незначительные нарушения, но скрывавшиеся в лесах и аулах из боязни расплаты. Всячески запугиваемые преступи никами и врагами Советской власти, они по инерции продол­жали оказывать поддержку Мамакаеву. Нужно было вернуть их любой ценой к нормальной и честной жизни, заодно вы­бив почву из-под ног у абреков и создав вокруг них полосу отчуждения. По согласованию с Москвой угрозыск объявил об освобождении от ответственности и о помиловании лиц, которые пожелали бы явиться с повинной. Денгизову и по­ручалось довести это решение до крестьян и скотоводов, пособничавших бандитам, и всячески содействовать их воз­вращению в лоно закона.

Так обстояли дела в Грозном, когда дневным поездом туда прибыли Шукаев и Дараев

—   Можно?

Денгизов поднял голову от стола и, разглядев вошедших, встал.

—  Разумеется. Рад вас видеть. Легки на помине.

—  Мы оказались в форменном тупике, Шахим Алиханович,— без предисловий начал Жунид.— Потому и приехали. Знакомьтесь, пожалуйста, это Дараев, мы работаем по делу вдвоем.

Пожимая руку Денгизова, Дараев с любопытством рассмат­ривал бибиста. Вадим Акимович немало хорошего слышал об этом человеке. Умный, дотошный, зря никогда не скажет лиш­него слова, смел до дерзости, перед начальством шапку не ломает, в общем,— чего только о нем не говорили.

—  Садитесь,— широким жестом пригласил их Денгизов к дивану и сам сел туда же.— В общих чертах я знаком с делом, так что сразу выкладывайте суть ваших затруднений.

—  Последней надеждой был Салим Суншев из Тамбуково,— продолжал Шукаев,— но он три дня назад погиб, схва­тившись за оголенный провод на гидростанции. Погиб по собственной небрежности. Как раз под праздник. Карабаира в селении нет, других лошадей — тоже. Имеются сведения, что они — за Тереком. Охтенко удалось выудить у Зафесова имя еще одного конокрада, монограмма которого вышита вот на этой штуке...— Жунид вытащил из сумки фуляровый пла­ток Хахана и положил перед Денгизовым.— Я проверял по­завчера: в Докбухе нет никакого Ляляма Бадаева, о котором телеграфировал мне Охтенко. Видно, он переселился куда-то и новое его местожительство не известно Зафесову, так как виделся старик с ним около десяти лет назад.

— Я думаю, горю вашему помочь можно,— перебил Денгизов.— Но мне надо навести кое-какие справки   Отложим-ка мы разговор на завтра. А пока вот что как вы устроились?

— В гостинице «Грознефть»,— ответил Вадим Акимович

— Что ж, отлично. Тогда...— Денгизов посмотрел на часы.— Ого! Половина третьего... Пошли-ка, братцы, обедать. Я угощаю. Тут есть один сносный ресторанчик. Хорошие котлеты подают. Нечего, нечего, знаем, как вы поели.   Оде­вайтесь и — шагом марш.

Денгизов не случайно предложил перенести беседу о де­лах на следующий день. Чтобы дать совет Шукаеву, как дей­ствовать дальше, он должен был выяснить, при каких обсто­ятельствах совет старейшин аула Докбух намерен осуществить возвращение невольных и вольных пособников Мамакаева к «легальной» жизни. Церемония приема тех, кто захочет явить­ся с повинной (Денгизов их окрестил «заблудшими»), назна­чалась на десятое ноября, то есть на другой день после при­езда в Грозный Жунида и Вадима. Причем, судя по послед­ним известиям из Докбуха, важную роль в этом предприятии должен был сыграть местный эфенди

[33]

Балан-Тулхи-Хан. До сих пор человек этот был не очень понятен Денгизову. Ша-хима Алихановича не покидала, подозрение, что почтенный эфенди говорит гораздо меньше, чем знает, и не показалось бы ему удивительным, если бы вдруг обнаружилась связь Балан-Тулхи-Хана с самим Азаматом Мамакаевым

Видимых оснований для такого предположения пока не было, но слишком уж близко к сердцу мулла принимал мно­гое из того, что делалось в ущерб мамакаевской шайке

И вот вечером девятого ноября работники Чечено-Ингуш­ского угрозыска доложили Денгизову, что Балан-Тулхи-Хан вызвался предоставить для приема «заблудших» свою усадьбу и намаз

[34]

в честь такого события.