Ивасьян пришел один. Он заходил в управление, отпра­вив Клавдию Дорофеевну на трамвае. Она должна была уже быть у Воробьевых.

Подойдя к калитке, Тигран Вартанович затарахтел желез­ной щеколдой. На стук вышел Борис Фандыров. Ивасьян знал его больше по рассказам жены, которая всячески содейство­вала сближению Зулеты с франтоватым и предприимчивым финагентом. Раз Борис здесь, значит, Назиади и Зулета — тоже у Воробьевых. Тигран Вартанович скривился. Сейчас он не расположен был к пустой болтовне, которую неизбежно придется поддерживать в подобной компании. Однако делать нечего.

—   Что-то вы задержались, Тигран Вартанович,— развяз­но заговорил Борис, открывая калитку.— Все давно вас ждут

Ивасьян кивнул ему и, не отвечая на вопрос, направил­ся к дому

—  Кто у них? — спросил он через плечо.

—  Кроме Клавдии Дорофеевны, Назиади и Зулеты, Шагбан... С ним какой-то его знакомый из Новороссийска. Я не запомнил фамилию...

Из дома доносились звуки фортепьяно. Кто-то играл «Сен­тиментальный вальс».

Антонина Михайловна встретила гостя в коридоре. Сухо­ватая, стройная, в безукоризненно сшитом панбархатном платье темно-малинового цвета, она казалась гораздо моложе своих сорока пяти лет. Пенсне в позолоченной оправе при­давало ее строгому, слегка напудренному лицу язвительное выражение. Скромный дорожный наряд, в котором она ехала в поезде вместе с женой Ивасьяна, не шел ни в какое сравне­ние с ее теперешним изысканным туалетом. Да и присутст­вие в этом дальнем углу Краснодара всех попутчиков жены Ивасьяна тоже наводило на размышления.

Тигран Вартанович, по старинке поцеловав хозяйкину холеную руку, подумал об этом и усмехнулся.

—   Прошу вас, дорогой,— жестом показала она в глубь коридора.— Пойдемте в кабинет. А вы, Борис, пожалуйста, развлекайте гостей.

В гостиной по-прежнему кто-то музицировал. Вдруг зву­ки оборвались, послышался оживленный говор, смех, и заиг­рала гармоника. Мелодия была простенькая, плясовая.

— Кто играет? — спросил Ивасьян, входя в. Сверкающий чистотой зубоврачебный кабинет Воробьевой.

— Зулета,— улыбнулась Антонина Михайловна.— Знаете, она быстро делает успехи. Вообще-то она довольно глупа, но как раз это мне нравится в ней больше всего. Понимаете?

Ивасьян кивнул, улыбаясь, подумал - «Тертая баба. Ей бы полком командовать. Властная, умная»

Из кабинета маленькая, почти незаметная дверь, выкра­шенная под цвет панелей, вела в небольшую комнатку, об­ставленную дорогой мебелью. Полированный, красного дере­ва секретер со множеством отделений, массивный, обтянутый сафьяном диван, старые и, очевидно, подлинные картины в дорогих золоченых рамах, фарфоровые безделушки на полках застекленной изящной горки,— все, казалось, понатащили сюда из антикварного магазина.

Ивасьян бывал тут не раз и, привычным движением ото­двинув от стены качалку с плетеными сиденьем и спинкой, уселся в нее, не ожидая приглашения.

— Сейчас я позову их,— сказала Антонина Михайловна.

— Подождите. Кто приходил к вам?

— Когда?..

— Да вот недавно... лечить здоровый зуб...

—  Вам Клава сказала?

-Да.

—  Алферов  Помощник вашего Ляпунова.

Тигран Вартанович побледнел.

—  Быть не может! Каким образом вы узнали?

—  Он приходил еще. Его узнала Зулета.

—   А может,— случайный визит? Насколько мне помнит­ся, Алферов живет в вашем районе?

Антонина Михайловна пожала плечами и, сев на диван, закинула ногу на ногу. Мелькнуло что-то розовое Она спо­койно одернула платье.

—   Не знаю. Я не берусь утверждать определенно, что зуб у него здоровый. И все-таки мы должны быть готовы ко все­му. Я думаю, нужно...

Открылась дверь, и в комнату вошли двое Один — вы­сокий, худощавый, лет сорока, в черном потертом костюме Мешки под глазами и красноватый нос выдавали его пристрас­тие к «зеленому змию». Звали его Муталиб Акбашев. Вто­рой — такого же роста, но гораздо плотнее, с черными ще­гольскими усиками и гривой седеющих волос Это был Шагбан Сапиев, экспедитор облпотребсоюза.

— Честь имею, Тигран.— Человек в черном костюме ста­ромодно поклонился и сел рядом с Воробьевой.— Давненько не виделись. То, что я обещал, привез,— добавил он, пони­зив голос— Возьмешь свою долю у Антонины Михайловны...

— Хорошо,— сказал Ивасьян, здороваясь с Сапиевым.— Ты же, кажется, должен быть в Тахтамукае, Шагбан.

— Меня вызвала Антонина Михайловна телеграммой,— ответил Сапиев. Голос у него был сухой, надтреснутый. Ког­да он говорил, казалось, выдвигали ящики старого рассохше­гося комода.— Насколько я понимаю, обстановка накаляет­ся?..

Разговор, состоявшийся между этими, такими разными с виду, людьми, трудно было понять непосвященному. Имел он одну бросающуюся в глаза особенность: никто из присут­ствующих не называл вещи своими именами. Следуя раз и навсегда установленному правилу, они понимали друг друга с полуслова, с полунамека.

Речь шла об Алферове, сотруднике ОПТУ, неведомо по­чему обратившемся впервые за эти полтора года к Антонине Михайловне, о сводном брате Шагбана Сапиева, попавшем в неприятную историю в Тахтамукае, о возросшей подозритель­ности Дыбагова к Ивасьяну, о каких-то деньгах и, наконец, о шурине Шукаева Зубере Нахове.

Когда хозяйка предложила перейти в гостиную, чтобы сесть за стол, Ивасьян и Муталиб Акбашев задержались в дверях кабинета.

— Все плохо, Тигран',— негромко сказал Акбашев.— Надо кончать. Надоело мне вечно жить в страхе, все чего-то бо­яться...

— А что делать?

Акбашев наклонился к уху Ивасьяна и зашептал. Выслу­шав, тот задумался. -Ну?

— А люди надежные?

— Абсолютно. Сам проверял... и все договорено. Они еще месяц простоят в Новороссийске...

— Что вы там застряли? — послышался голос хозяйки.

— Идем!

... В гостиной с «молодежью» оставался Митрофан Фи­липпович Воробьев, заготовитель тарной базы Новороссийско­го порта и муж Антонины Михайловны. Наезжал он в Крас-нодар несколько раз в году и проводил дома дня по два, по три. Это был маленький полный человек, близорукий и смеш­ной, который умел только поддакивать, во всем соглашаясь со своей решительной и властной супругой.

Когда Ивасьян и Акбашев вошли в гостиную, он суетил­ся, отодвигая стулья и кресла от уставленного бутылками и всякой снедью стола, приглашая «дорогих гостей» подкрепить­ся. Зулета, Назиади, томная красотка лет двадцати шести, и жена Ивасьяна сидели в это время на софе и хохотали, слу­шая Бориса Фандырова.

—  Прошу за стол,— повторила Воробьева.— Тигран Вартанович, вам, разумеется, быть тамадой! Зулета, Назиа­ди, ведите-ка вашего кавалера к столу!

—  Рад служить обществу,— улыбнулся Ивасьян и, за­няв почетное место тамады, принялся открывать коньяк.

Шутки и смех были в самом разгаре, когда Антонина Михайловна, бросив взгляд в окно, сделала незаметный знак Ивасьяну  Он подошел к ней.

—   Алферов,— шепнула Воробьева.— Но не волнуйтесь Он минут десять простоит у калитки.   С той стороны сада у меня есть выход на другую улицу    Уйти нужно только вам

Тигран Вартанович незаметно покинул комнату, сопро­вождаемый хозяйкой. Когда он вышел с другой стороны дома, в руках у него был небольшой кожаный саквояжик. Тот са­мый, из-за которого Жуниду Шукаеву однажды пришлось не поспать ночь в скором поезде Новороссийск — Москва

Ивасьян сидел у Дыбагова. Тот углубился в какой-то до­кумент, который принес ему начальник угрозыска Кончив чи­тать, поднял голову от стола и зевнул, прикрыв рот ладонью

—  Это давно известно  И мне, и Денгизову  Зубер Нахов действительно вор Мелкие кражи — его специальность Он судим В Нальчике Но к Шукаеву и его жене это не имеет никакого отношения  Вы, конечно, правильно сделали, что так сказать, сигнализировали, но... должен предупредить вас Шукаева оставьте в покое Недавно мы получили анонимку  — Дыбагов испытующе глянул на Ивасьяна,— но ничего не подтвердилось Шукаев — коммунист и отличный работник. У вас все?