Не изменил он и прежним своим симпатиям и привязан­ностям: для него были и оставались примером Михаил Коло-сунин, теперь — генерал, начальник краевого управления НКВД и его заместитель Шахим Денгизов — люди, с кото­рыми свело его в свое время дело карабаира. Третьим' был человек штатский, знакомством с которым Шукаев немало гордился.

Это — Геннадий Максимович Воробьев, первый секретарь Черкесского обкома партии.

Еще в начале тридцать восьмого года, вскоре после принятия известного постановления ЦК ВКП (б) об усилении партийного контроля над деятельностью органов расследова­ния, работники крайкома партии стали чаще посещать управ­ление НКВД, интересуясь главным образом политико-воспи­тательной работой среди офицеров и специальной их подго­товкой. Среди них был и инструктор райкома Воробьев. Он чаще других присутствовал на партийных собраниях, неред­ко выступал, обратив на себя внимание Шукаева своей эру­дицией и деловитостью. Они познакомились и подружились.

Знакомство прервалось, когда Воробьев уехал по новому назначению — первым секретарем в Прикумск.

Спустя год после его вступления в должность, в районе Прикумска было совершено тяжкое злодеяние. В селе Орлов­ском неизвестные бандиты вырезали всю семью председате­ля колхоза.

Однако ни в первые дни после убийства, ни по прошест­вии нескольких недель преступление так и не было раскры­то. Вот тогда Геннадий Максимович вспомнил о Шукаеве и, употребив все свои связи, добился, чтобы дело поручили ему.

Жунид не обманул ожиданий: через месяц преступники предстали перед судом.

С тех пор Воробьев никогда не забывал Шукаева, хотя виделись они теперь редко.

Жунид был не в духе. В такое состояние его обыкновен­но повергали неудачи. Даже с друзьями и людьми, которых он глубоко уважал, он здоровался хмуро, бывал неразговор­чив и при малейшей возможности избегал собеседников.

Нынче он имел для этого основания, потому что, к ве­личайшей его досаде, ни одно из начинаний, предпринятых им по текущим делам последнего месяца, не сулило исхода в ближайшем будущем. Разыскивая в Зеленском районе убийц Дербентского инкассатора, он, как известно, не преуспел в этом, а, наткнувшись совершенно случайно на другое дело — попытку убийства сыровара Кабдугова и напав на след бе­жавшего из заключения Хапито Гумжачева, снова уперся в загадку старого зафесовского платка. Никто в Черкесском бюро технической экспертизы и в управлении не смог ему толково объяснить, куда делся второй фуляр с монограммой, в который налетчики на ювелирный магазин обернули камень, чтобы оглушить продавщицу.

Воробьев был тогда в отъезде, Коноплянов не счел нуж­ным позволить Жуниду подробно ознакомиться с историей на ярмарке. А идти к Гоголеву и Леонтьеву, говорить с ними через голову Коноплянова значило поставить обоих замести­телей в неудобное положение перед их непосредственным начальником. Так Шукаев и уехал ни с чем.

Единственную надежду Жунид возлагал на Денгизова, которому собирался рассказать о своих подозрениях и догад­ках.

Из Дербента дополнительных сведений не поступало, и Шукаев послал туда Арсена — проверить имеющиеся данные на месте, а сам намеревался через Денгизова попытаться воздействовать на Черкесское управление НКВД, чтобы пос­леднее предоставило возможность ему, майору Шукаеву, оз­накомиться с материалами расследования по ограблению «Ювелирторга» и исчезновению кассира и начальника сторо­жевой охраны Шахарской ткацкой фабрики. Опыт и интуи­ция подсказывали ему, что все это каким-то образом связа­но, и нужно лишь сопоставить разрозненные факты, как он найдет главное звено, за которое удастся вытянуть и всю цепь.

Шахим Алиханович Денгизов находился в недельной ко­мандировке, его ждали со дня на день.

Вышло так, что когда он приехал, Жуниду не понадоби­лось самому начинать щекотливый разговор о Коноплянове и его твердокаменном упрямстве: Денгизов вызвал Жунида сам и, как водится, без всяких предисловий сказал:

—  Все знаю. Наслышан о твоих подвигах. Вчера заез­жал в Черкесск. Как ты?.. Поймал этого типа, как бишь его? — Цыганов, что ли? И упустил?

—  Взял его Арсен,— уточнил Жунид.— А упустил Маремкулов..  Шахим Алиханович, я хотел вас просить...

—  Подожди, подожди,— улыбнулся Денгизов.— Снача­ла послушай, что я скажу. Может, тогда тебе и просить ни о чем не придется...— Шахим Алиханович провел рукой по своей все еще пышной, но основательно побелевшей за пос­ледние годы шевелюре и испытующе посмотрел на Жунида. В глазах его запрыгали веселые огоньки.— Ну, что? Небось взялся бы за все эти дела разом, если бы предложили?..

—  Шахим Алиханович, зачем вы спрашиваете?...

—  Знаю, знаю,— усмехнулся Денгизов.— От работы ты никогда не бегал. Так вот: с тебя магарыч. Сам Воробьев ходатайствовал, чтобы шахарское дело передали тебе. А зна­чит — и ярмарку, и Калеж, поскольку Гоголев тоже связы­вает все это в один узелок, и Дербент с тебя не снимается, хотя, думается мне, вплотную заняться следует прежде всего Черкесском. Если дагестанцы выяснят что-нибудь новое, они сообщат. Соответствующую бумагу мы тебе сочиним, Колосунин подпишет, он — в курсе. И — давай. Действуй. Сроков не ставим — неверная практика. Верим, что ты и сам тянуть не будешь.

Шукаев встал. Хандру его как рукой сняло. О таком повороте он и не мечтал. Не просто ознакомиться с интере­сующими его материалами, а получить их в свои руки, имея самые широкие полномочия. Жунид знал, что, если Денгизов что-либо поручает, то никогда не связывает рук подчиненным.

— Я могу сегодня же выехать? Шахим Алиханович посмотрел на часы.

—  Та-а-к... 12. 30. К часу мы тебе оформим мандат. С высоким начальством это тоже оговорено. Кого возьмешь с собой?

—  Сугурова. Он вернется завтра из Дербента и пусть сразу же отправляется ко мне в Черкесск. И Дараева. Он согласится, если вы отпустите...

Денгизов опять едва заметно улыбнулся.

—  Старая дружба не ржавеет? Ладно. Забирай и Вади­ма. По-моему, у него сейчас ничего серьезного нет. Желаю вам успеха...— он поднялся и энергично потряс руку Жуниду.— Перед отъездом зайдешь минут на десять. Дам тебе пару советов...

—  Есть.

—  Давай. Собирайся.

Документ, выданный майору милиции Жуниду Халидовичу Шукаеву Ставропольским краевым управлением и подписан­ный Колосуниным, действительно открывал перед подателем его двери всех следственных органов Северного Кавказа и Давал немалую свободу действий. За областными управлени­ями, разумеется, оставлялось право продолжать дознание по тем же делам, но предлагалось согласовывать принимаемые меры с Шукаевым и оказывать ему всяческую помощь людь­ми и транспортом.

В Черкесск они с Вадимом приехали в пятом часу вече­ра. Наскоро умывшись и перекусив в гостинице, заказали назавтра номер Арсену Сугурову и пешком пошли в управ­ление.

Погода была ясная, солнечная, по городу вместе с майс­ким ветерком носился сладковатый запах сирени.

— С чего начнем? — спросил Дараев, когда за поворо­том улицы показалось здание управления.

— С Коноплянова,— весело ответил Жунид и подмигнул другу — Визит — не из приятных, но, говорят, долг прежде всего

— Он, я слышал, не очень-то ласково принял тебя неде­лю назад?

— Я не барышня и в ласке не нуждаюсь,— уже без улыб­ки отозвался Жунид.— Начнем мы с изучения собранных дан­ных по обоим делам. Кровь из носу — сегодня надо это за­кончить. Хоть целую ночь будем сидеть..

Коноплянов принял их холодно, как, впрочем, и следо­вало ожидать. Не заметно было, чтобы с него окончательно слетел тот напыщенно-важный вид, который он всегда при­нимал, разговаривая с посетителями с высоты своего началь­ственного положения, но рукой по столу он на этот раз не хлопал и в густом баритоне явно поубавилось категоричес­ких ноток.

— Да    Я знаю  Хорошо.,  можете приступать..  Гоголев и Леонтьев предоставят вам..

Лишь под конец короткого разговора Виталий Николае­вич не удержался от саркастического замечания: