Жесткий скальный выход постепенно сменился нормальной, пружинящей под ногами почвой. Дан наклонился, превозмогая боль, потрогал мох, плотным ковром устилающий землю. Тот был сухим.

Из светлого сумрака донесся голос Нойс:

– Отдых до утра. Всем спать.

Дан повторил ее слова подошедшим следом бойцам.

Вот тебе и «повелитель драконов»…

Власть над сотней усталых молодых мужчин ушла от Дана в руки Нойс.

Никто этого не заметил, кроме них двоих.

Адмиралу Гелле доложили, что командующий операцией в Суоре – на связи.

– Чего тебе, Корман? – Гелла не любил, когда подчиненные за каждым чихом обращались к нему. Впрочем, этот генерал был довольно самостоятельным.

– Команданте Боргезе с отрядом вышел из окружения в районе населенного пункта…

Гелла досадливо скривился: не нужны ему названия занюханных деревень.

– Короче. Думают затеряться среди местных. Когда решат, что это им удалось, бери тепленькими. Осведомителей окрест у тебя достаточно, хорошо поработал. Хвалю.

Корман помялся, его худощавая физиономия на экране видео выражала некое смущение.

– Они вошли в село, не маскируясь. С оружием и в форме.

– Численность? – резко спросил Гелла.

– Э-э… не могу сказать.

– Зря я тебя похвалил.

– Видите ли… мои шпи… осведомители из местных жителей… бежали… завидев вооруженную банду. Не до сбора сведений им было. Жизни спасали.

– Я рад, что их шкуры уцелели. Дальше разбирайся сам. Не малое дитё, чтоб я тебе дорогу показывал. Действуй.

– Э-э…

– Чего тебе еще?!

– Нет, ничего.

– Тогда – конец связи.

Далеко-далеко от Майи, на полевом командном пункте в дебрях провинции Суор, генерал Корман снял фуражку и задумчиво поскреб лысеющую макушку. Черт его знает, может надо было сказать вождю Эйкумены, что выяснена личность спутницы команданте Боргезе.

Она – давняя знакомая адмирала.

Моя жизнь, та которую я помню, началась десять лет назад.

В тот день я очнулся на скамье, на вокзале. Я не знал, что это – вокзал. Вокруг было людно и шумно. Временами чей-то громкий нечеловеческий голос возвещал непонятное. Огромное зеленое животное со страшным ревом проползло неподалеку. Оно было членистым, невероятной длины… Вдоль тела сверкали прямоугольные пластины прозрачных чешуй.

Потом я был в каком-то помещении, меня привели туда. Вокруг тоже были люди, но я успокоился: их было не так много, как до этого. Кто-то показал на стоящий на столе аппарат видео. Спросил:

– Что это?

– Это – видео, – ответил я дураку.

Его товарищи тоже оказались идиотами. Засыпали вопросами:

– А это что? А это? – показывая то на настенные часы, то на письменный прибор и тому подобную ерунду.

– Часы, – объяснял я, – Авторучка. Блокнот.

– Как тебя зовут? – спросили меня.

И я ответил:

– Не знаю.

Через три дня меня отпустили. Врач (я уже знал, что люди в светло-салатных халатах – это врачи), сказал:

– Фактически – вы здоровы. Потеря автобиографической памяти труднообъяснима с позиций современной медицины. Но такие случаи бывали. Люди лишались памяти о прошлом, и… замечу: это всегда происходило в местах большого скопления народа.

– Меня кто-то отравил? Чтобы ограбить? – спросил я.

Доктор одобрительно кивнул.

– Здраво мыслите, молодой человек. Отравление – вполне допускаю. Сочетание алкоголя с некоторыми медицинскими препаратами… Последствия непредсказуемы. Запомните, юноша, на будущее: никогда не пейте с незнакомцами. Удачи вам. Счастливо.

«Счастливо…» Так говорила мне жена, провожая в город на заработки. Но я забегаю вперед. У меня тогда еще не было жены. Как не было документов и денег. Добряк доктор ссудил меня небольшой суммой.

– Вы мне ничего не должны. Когда-нибудь поможете какому-то бедолаге. Тогда считайте, что мы с вами в расчете.

Конечно, лечить бездомного бродягу – для больницы один убыток, оттого меня так скоро выкинули вон. Но доктор отучил меня бояться поездов и автомобилей. И на том спасибо. Эти штуки – совсем не живые. На них ездят. Но я предпочитал ездить на стиксах – вот они-то, без сомненья, живые, теплые, умные.

Два дня я болтался по городу без дела. Город был большим и назывался Гана. Как и зачем я сюда попал, простите, не помню. На окраине, выйдя из дешевой забегаловки (я не пил спиртного, только пожрать и все), столкнулся с молодым стиксом. Вот о стиксах я знал! Они разумные, деловитые, насмешливые. Садись на него и езжай, куда хочешь. На шее у огромного котяры болтался кошель – денежку туда, будь любезен. Стиксы понимают человеческую речь, а вот их язык для нас слишком труден. Тысячу лет нерушим неписаный договор: люди и стиксы не обижают друг друга. Умные хищники, неспособные работать (четыре ноги и ни одной руки, уж извините) стали для людей одновременно охранниками и транспортным средством. В замен – кормежка, избавляющая от необходимости охотиться, и территории для расселения.

В любых краях Мира, около самого захудалого городишки, вы найдете деревню стиксов. Что будет с ними теперь, когда человек окружил себя бездушными машинами? Ей-богу, не знаю. Но пока стиксы, заметно потесненные в своих правах, еще дружат с нами.

Усевшись на лавочку подле харчевни, я беседовал со стиксом, поверяя свои печали, а он только мурлыкал, и терся огромной головой о мои колени. «Не горюй, брат».

– …Даже имени своего! – закончил я горькую повесть.

Кисточки на ушах стикса пошевелились.

– Не веришь? – спросил я.

Он фыркнул, большая голова склонилась ниже.

– Оставь! Ты вовсе не так голоден, чтобы кушать мои ботинки.

Он откровенно улыбался, показывая большие, белые клыки. Кстати, жутковатое зрелище для непривычного человека. Но я не боялся, что доказывало, что раньше я часто общался со стиксами.

Короче, повинуясь его пристальному взгляду, я снял левый ботинок и, вынув стельку, обнаружил пластиковый прямоугольник. На нем была фотография незнакомого юноши. И текст. «Гражданин Эгваль Ноэль Гарт». И еще какая-то цифирь. А в самом верху (для дураков вроде меня) написано: «Личная карточка».

Стикс сказал свое «мяу», в знак того, что именно об этом он и толковал. Где ж еще прятать ценные вещи. Не в карманах же. А я глядел на фото незнакомца и повторял имя. Ноэль Гарт. Это – я.

К чести моей, второй ботинок я проверил без посторонних советов. Своим умом дошел. Это ж надо, как поумнел. Свернутый множество раз листок бумаги, короткий текст только в самой середке. Это чтоб не вытерся слишком быстро. «Олдеминь. Улица Спокойная, 27. Целительница Альта Зикр».

Видно, заболел я давно, и болезнь прогрессировала. Опасаясь наступления полного маразма, я, наверное, предпринял что-то, чтобы не стать человеком без роду и племени. Возможно, госпожа, как ее… Зикр, сможет сделать для меня больше, чем дипломированные врачи.

Я похвалил себя за предусмотрительность. Не такой уж дурак, а?

Добился своего…

У меня снова есть имя. И цель.

Путь был далек и долог. Я менял стиксов, или они сменялись сами, это происходило как бы само собой. И все они мне сочувствовали. Когда у меня кончились деньги, очередной стикс просто мотнул головой, так что его кошель ткнулся мне в руки. Бери, дескать, грошей, сколько надо, не стесняйся. Этим самым он уменьшал свою порцию харча, за который ясное дело, ему тоже надо будет платить. В следующей придорожной гостинице я весь день и посуду мыл, и дрова колол, и всякое прочее. И должок стиксу вернул. «Мы бедные, зато честные». Так я ему сказал, а он рассмеялся в ответ. Ну, мне представилось, что рассмеялся.

Грунтовая дорога незаметно перешла в такую же серую, двухколейную улицу, до асфальта здесь еще не доросли. Саманные, крашеные белой известью и крытые камышом дома. Кривые заборы, увитые плющом. Мой стикс приободрился – вот это нормальные жилища – не сумасшедшие каменные громады. Я считал дома, чтобы не ошибиться, но на этом углем была выведена цифра 27. Нервничая, стал зачем-то поправлять лямки рюкзака.