Октябрь 1913 Опалиха Красный Под улыбкой солнца И для них весною красной, Под улыбкой солнца ясной, Распускалися цветы. К. Фофанов В том же парке («И в том же парке, давнем, старом…»)
И в том же парке, давнем, старом, Где, отрок, ранний свой восход Я праздновал, вверяясь чарам Бестрепетных озерных вод, Где я слагал впервые песни, С мечтой неверной о любви, Где жизнь все слаще, все чудесней Шептала в ветре мне: «Живи!» Я прохожу чрез годы, — годы, Исполненные бурь и смут, А вкруг — все тот же блеск природы, Все тот же мерный бег минут! Как будто не было безумий, Позорных и блаженных лет: Я узнаю в июльском шуме Былой, божественный привет. И мил мне чей-то взор манящий, И алость чьих-то близких губ, И дождь, чуть слышно моросящий, И зелень острохвойных куп. Вы живы, царственные ели! Как вы, жива душа моя! Напрасно бури тяготели Годин шумящих бытия! Я — тот же отрок, дерзко-юный, Вся жизнь, как прежде, впереди, И кедра сумрачные струны Мне под дождем поют: «Иди!» Иду я, полон прежней веры, К безвестным далям, к новым снам, И этот день, туманно-серый, Векам покорно передам. Он был, он есть, — без перемены Он будет жить в стихе моем. Как имя нежное Елены, Сплетенное с мелькнувшим днем. 6–7 июля 1912 Петровское-Разумовское Сказка Я учусь быть добрым, я хочу быть ласковым. Вы, стихов поющих верные хранители: Это будет песня, это будет сказка вам! Нежные признанья выслушать хотите ли? В тайный бор дороги конному и пешему Дикими кустами строго загорожены. Там русалки вторят звонким смехом лешему; Карликов заморских — норы вдоль изложины; Там, на курьих ножках, есть изба Ягиная; Плачет, заблудившись, Гретхен с юным Гензелем; В чаще, где не молкнет песня соловьиная, Там высокий терем, с древнефряжским вензелем. В горнице тесовой, у окна открытого, Ждет меня царевна, Нелли светло-русая. К ней, от жизни мерной, мира домовитого, На коне волшебном вдруг переношуся я. Маленькие руки я ласкаю длительно, Аленькие губки я целую, радостный; Смех ее ответный нежит так целительно, Взор ее мне светит: тихий, милый, благостный. За окном Жар-Птица пролетит, вся в пламени, Рюбецаль киркою простучит с участием… Нам не нужно лучших, непреложных знамений: В тереме мы дышим волшебством и счастьем! О чудесном лесе буду песни складывать, Расскажу про терем сказку — правду мудрую. Вам, друзья напевов, — слушать и разгадывать: Где я взял царевну, Нелли светлокудрую! 1912 Москва В лодке Завечерело озеро, легла благая тишь. Закрыла чашу лилия, поник, уснул камыш. Примолкли утки дикие; над стынущей водой Лишь чайка, с криком носится, сверкая белизной. И лодка чуть колышется, одна средь темных вод, И белый столб от месяца по зыби к нам идет. Ты замолчала, милая, и я давно молчу: Мы преданы вечерней мгле и лунному лучу. Туманней дали берега, туманней дальний лес; Под небом, чуть звездящимся, мир отошел, исчез… Я знаю, знаю, милая, — в священной тишине Ты снова, снова думаешь печально — обо мне! Я знаю, что за горестной ты предана мечте… И чайка, с криком жалобным, пропала в темноте. Растет, растет безмолвие, ночь властвует кругом… Ты тайно плачешь, милая, клонясь к воде лицом. 24 июля 1912 Сенежское озеро Дождь и солнце Муаровые отблески сверкают под лучом. Мы вновь на тихом озере, как прежде, мы вдвоем. Дождь легкий, дождь ласкающий кропит, кропит листву… Мне кажется, что снова я в далеком сне живу. И солнце улыбается, как было год назад, И пестрые жемчужины отряхивает сад. Всё то же, что томило нас: и парк, и дождь, и пруд, И сосны острохвойные наш отдых стерегут! Любви порыв ликующий, как странно ты живуч! Сквозь дождь, сквозь небо серое сверкает вещий луч! За сеткой — даль туманная, пузырится вода… О Солнце! победителем останься, как тогда! 1913
После скитаний После скитаний, далеких и труддых, вдали заблистали, В нежном тумане, лугов изумрудных знакомые дали! В море шумящем, под ропоты бури, манило вернуться — К зарослям-чащам, к неяркой лазури, — над речкой проснуться, Слыша мычанье быков и призывы родимой свирели… Кончив блужданье, усталый, счастливый, вот я — у цели! |
