16 августа, 1916 К.А. Коровину Душа твоя, быть может, ослепительней, Чем яркость буйная твоих картин. И в нашем мире что-то удивительней Всех пышных красок видишь ты один, Всех райских сил вожди многокрылатые Выводят пред тобой свои полки, А где-то в безднах демоны-вожатаи, Раскинув крылья, плачут от тоски. И Дантово виденье, Rosa Mystica, Стоит всегда, блистая, пред тобой, Во всех лучах, в дрожаньи каждом листика, В любом лице и в девушке любой. Твои полотна — отзвук еле слышимый Гармонии, подслушанной в раю; В них воздухом Эдема смутно дышим мы, В них прозреваем мы мечту твою. Как Моисей познал косноязычие, Ты знаешь невозможность — вое сказать… Гордись: в твоем бессилии — величие, В твоей безвольной кисти — благодать! 1916
Клавдии Николаевне *** Вы только промелькнули, — аккуратной, Заботливой и ласковой всегда. В чем ваша жизнь? Еще мне непонятно… Да и понятным будет ли когда? Вы для меня останетесь виденьем Вне времени; вы в жизнь мою вошли, Чтоб в ней блеснуть по нескольким мгновеньям И в памяти, как луч, сиять вдали. Но что ж! Два-три небезучастных слова, Да столько ж раз — простой и добрый взгляд: Ведь это много для пути земного, Где чаще взоры лгут, слова язвят. За, может быть, привычное участье, За общую улыбку, может быть, Иль, наконец, за ваше беспристрастье — Мне так отрадно вас благодарить. И в эти дни мучительной расплаты, Когда невольной праздности пора Меня гнетет, — я понял, что солдаты Влагают в имя нежное «сестра»! 14 августа 1916 Ов. Иоаннисиану В альбом К тебе приблизиться, то значит — Вдохнуть души прекрасной свет. Кто удручен, кто тайно плачет, — Тот ищет строф твоих, поэт. В армянской новой жизни начат Твоим напевом яркий след! 1916 И. Туманьяну Надпись на книге …Да будет праведно возмездие Судьбы — ив годах и в веках: Так! создал новое созвездие Ты на армянских небесах. Пусть звезды малые и крупные Тебя кропят, пронзая тьму: Мы смотрим в сферы недоступные, Дивясь сиянью твоему! 25 февраля 1916 Мое упорство О, лень моя! ты — вожделенный сад! Mуни Мое упорство, ты — неукротимо! Пусть яростно года проходят мимо, Пусть никнут силы, сломлены борьбой, Как стебель гордой астры под грозой; Встаю, иду, борюсь неутомимо! Моя душа всегда огнем палима. В дневной толпе и в тишине ночной, Когда тружусь, когда лежу больной, — Я чувствую, что крылья серафима Меня возносят, пламя в клубах дыма; Над человечеством столп огневой, Горю своим восторгом и тоской, И буду я гореть неумолимо! Пусть яростно века проходят мимо! 4 июня 1916 Последний спор Из дневника Северным ветром взволнован, остужен, Буйно вздымает валы океан… Челн мой давно с непогодами дружен. Близко прибрежье неведомых стран; Вкруг, неприветлив, озлоблен и вьюжен, Буйно вздымает валы океан. Знаю, что путь мой — неверен, окружен, Знаю, что смертью грозит ураган: Челн мой давно с непогодами дружен! Стелется с берега серый туман, Пляшут акулы, предчувствуя ужин… Буйно вздымает валы океан. Старый Нептун! если дар тебе нужен, Бей по корме, беспощаден и пьян! Челн мой давно с непогодами дружен. Ведал он скалы и мелей обман, Любит борьбу и недаром натружен… Буйно вздымает валы океан. Что ж! Если спор наш последний рассужен, Кану на дно, — но, лучом осиян, Строй меня встретит подводных жемчужин! 1916 Роковой ряд Венок сонетов 1. Леля Четырнадцать имен назвать мне надо… Какие выбрать меж святых имен, Томивших сердце мукой и отрадой? Все прошлое встает, как жуткий сон. Я помню юность; синий сумрак сада; Сирени льнут, пьяня, со всех сторон; Я — мальчик, я — поэт, и я — влюблен, И ты со мной, державная Дриада! Ты страсть мою с улыбкой приняла, Ласкала, в отроке поэта холя, Дала восторг и, скромная, ушла… Предвестье жизни, мой учитель, Леля! Тебя я назвал первой меж других Имен любимых, памятных, живых. 2. Таля
Имен любимых, памятных, живых Так много! Но, змеей меня ужаля, Осталась ты царицей дней былых, Коварная и маленькая Таля. Встречались мы средь шумов городских; Являлась ты под складками вуаля, Но нежно так стонала: «милый Валя», — Когда на миг порыв желаний тих. Все ж ты владела полудетской страстью; Навек меня сковать мечтала властью Зеленых глаз… А воли жаждал я… И я бежал, измены не тая, Тебе с безжалостностью кинув: «Падай!» С какой отравно-ранящей усладой! |
