15 февраля 1916 Уйди уверенно Кого из жизни бури выбили, Кто сух, как запыленный куст, Не выдавай желанья гибели И дум, что мир уныл и пуст, — В словах ли сдержанных, в изгибе ли Отвыкших улыбаться уст. Таи, что мутными и жуткими Часы влачатся для тебя, Что жизнь, как жерновами, сутками Твое сознанье мнет, дробя, Что счастлив ты лишь промежутками Меж явью, сумрак возлюбя. Что и во снах, порой, без жалости Все тот же ужас бытия Тебя гнетет в твоей усталости, Иль тайно колет, как змея… Прикинься, что земные малости Отринула душа твоя. Умей притворными улыбками Встречать обманчивых друзей, Грустить прилично, лишь со скрипками, Поющими в кругу гостей; Как кормщик, над валами зыбкими Скользить насмешливо умей. И, высмотрев спокойно с палубы, Что твой последний луч погас, Что, как поверхность ни блистала бы, Дна не достанет водолаз, — Ты вдруг, без выкриков, без жалобы, Уйди уверенно от нас! 1916 Перешедшие — оставшимся Мы — здесь! мы — близко! Ты не веришь? О, бедный! о, незрячий брат! Ты мир неверной мерой меришь! Пойми, — чему ты верить рад: Что бесконечна жизнь; потери ж Обманывают только взгляд! Твой взор не видит. Всё ж мы близко, Вот здесь, вот там и близ тебя! Пусть Смерть глазами василиска Глядит, мгновенное губя: Сияньем неземного диска Любовь горит, всегда любя. Усни для этой жизни косной: В твоей руке твой карандаш Шепнет, что есть иные весны, И ты узнаешь голос наш. Дух торжествует светоносный, Твоя и наша жизнь — всё та ж! Сейчас, вот в этот миг, не в высь ли Твои возносятся мечты? То мы подсказываем мысли Тебе — из тайны темноты; То наши помыслы нависли Над сном твоим: им внемлешь ты! Жить лишь до смерти — слишком мало! Того не допустил творец. Пути безгранны идеала, Далеки цели и венец. Смерть! смерть земли! твое где жало? Жизнь! жизнь земли! твой где конец? 1916 Сонет к смерти Смерть! обморок невыразимо-сладкий! Во тьму твою мой дух передаю, Так! вскоре я, всем существом, вопью, — Что ныне мучит роковой загадкой. Но знаю: убаюкан негой краткой, Не в адской бездне, не в святом раю Очнусь, но вновь — в родном, земном краю, С томленьем прежним, с прежней верой шаткой. Там будут свет и звук изменены, Туманно — зримое, мечты — ясны, Но встретят те ж сомнения, как прежде; И пусть, не изменив живой надежде, Я волю пронесу сквозь темноту: Желать, искать, стремиться в высоту! 22 марта 1917 В альбомах Мы («Мы были гребень волны взнесенной…») Мы — гребень встающей волны. «Tertia Vigilia» Мы были гребень волны взнесенной… Но белой пеной окроплены, Мы разостлались утомленно, Как мертвый плат живой волны. Мы исчезаем… Нас поглощает Волна другая, чтоб миг блестеть, И солнце зыби позлащает Волн, приходящих умереть. Я — капля в море! Назад отринут, Кружусь в просторе, — но не исчез. И буду бурей снова вскинут Под вечным куполом небес! 1917 В альбом Н*** («Люблю альбомы: отпечаток…») Люблю альбомы: отпечаток На них любезной старины; Они, как дней иных остаток, Легендой заворожены. Беря «разрозненные томы Из библиотеки чертей», Я вспоминаю стих знакомый Когда-то модных рифмачей. Он кажется живым и милым Лишь потому, что посвящен Виденьям серебристокрылым Давно развеянных времен. И, вписывая строки эти В почти безгрешную тетрадь, Я верю, что еще на свете Осталось, для кого писать! 6 марта 1916 П.И. Постникову Что в протоплазме зыблил океан, Что древле чувствовал летучий ящер, В чем жизнь была первичных обезьян, — Всё ты впитал в себя, мой давний пращур! И плоть живую передал ты мне, Где каждый мускул, все суставы, кости Гласят, как знав, о грозной старине, О тех, что спят на мировом погосте. Наследие бесчисленных веков, Мое так мудро слепленное тело! Ты — книга, где записано без слов То прошлое, что было и истлело. Ты говоришь про жизнь в морских волнах, Про ползанье, летанье, о трехглазом Чудовище, о гнездах на ветвях… Блажен, кто слух склонил к твоим рассказам! Блажен, кто понял, вещее, тебя И, видя человеческую бренность, Умеет в ней разгадывать, любя, Природы беспредельной неизменность! Завидую тому, кто, острый взор Склонив на эти связки, эти вены, За ними видит мировой простор И вечной жизни радостные смены! |
