3. Маня С какой отравно-ранящей усладой Припал к другим я, лепетным, устам! Я ждал любви, я требовал с досадой, Но чувству не хотел предаться сам. Мне жизнь казалась блещущей эстрадой; Лобзанья, слезы, встречи по ночам, — Считал я все лишь поводом к стихам, Я скорбь венчал сонетом иль балладой. Был вечер; буря; вспышки облаков; В беседке, там, рыдала ты, — без слов Поняв, что я лишь роль играю, раня… Но роль была — мой Рок! Прости мне, Маня! Себя судил я в строфах огневых… Теперь, в тоске, я повторяю их. 4. Юдифь Теперь, в тоске, я повторяю их, Но губы тяготит еще признанье. Так! Я сменил стыдливые рыданья На душный бред безвольностей ночных. Познал я сладость беглого свиданья, Поспешность ласк и равный пыл двоих, Тот «тусклый огнь» во взорах роковых, Что мучит наглым блеском ожиданья. Ты мне явила женщину в себе, Клейменую, как Пасифая в мифе, И не забыть мне «пламенной Юдифи»! Безлюбных больше нет в моей судьбе, Спешу к любви от сумрачного чада, Но боль былую память множить рада. 5. Лада Да! Боль былую память множить рада! Светлейшая из всех, кто был мне дан! Твой чистый облик нимбом осиян, Моя любовь, моя надежда, Лада! Нас обручили гулы водопада, Благословил, в чужих горах, платан, Венчанье наше славил океан, Нам алтарем служила скал громада! Что б ни было, нам быть всегда вдвоем; Мы рядом в мир неведомый войдем; Мы связаны звеном святым и тайным! Но путь мой вел еще к цветам случайным; Я Должен вспомнить ряд часов иных… О, счастье мук, порывов молодых! 6. Таня О, счастье мук, порывов молодых! Ты вдруг вошла, с усмешкой легкой, Таня, Стеблистым телом думы отуманя, Смутив узорностью зрачков косых. Стыдясь, ты требовала ласк моих, Любовница, меня вела, как няня, Молилась, плакала, меня тираня, Прося то перлов, то цветов простых. Невольно влекся я к твоей причуде, И нравились мне маленькие груди, Похожие на форму груш лесных. В алькове брачном были мы, — как дети, Переживая ряд часов-столетий, Навек закрепощенных в четкий стих! 7. Лила
Навек закрепощенных в четкий стих, Прореяло немало мигов. Было Светло и страшно, жгуче и уныло… Привет тебе, среди цариц земных, Недолгий призрак, царственная Лила! Меня внесла ты в счет рабов своих… Но в цепи я играл: еще ничьих Оков — душа терпеть не снисходила. Актер, я падая пред тобой во прах, Я лобызал следы твоих сандалий, Я дел терцинами твой лик медалей… Но страсть уже стояла на часах… И вдруг вошла с палящей сталью взгляда, Ты — слаще смерти, ты — желанней яда. 8. Дина Ты — слаще смерти, ты — желанней яда, Околдовала мой свободный дух! И взор померк, и воли огнь потух Под чарой сатанинского обряда. В коленях — дрожь; язык — горяч и сух; В раздумьях — ужас веры и разлада; Мы — на постели, как я провалах Ада, И меч, как благо, призываем вслух! Ты — ангел или дьяволица. Дина? Сквозь пытки все ты провела меня, Стыдом, блаженством, ревностью казня. Ты помниться проклятой, но единой! Другие все проходят за тобой, Как будто призраков туманный строй. 9. Любовь Как будто призраков туманный строй, Все те, к кому я из твоих объятий Бежал в безумьи… Ах! твоей кровати Возжжен был стигман в дух смятенный мой. Напрасно я, обманут нежней тьмой, Уста с устами близил на закате! Пронзен до сердца острием заклятий, Я был на ложах — словно труп немой. И ты ко мне напрасно телом никла, Ты, имя чье стозвучно, как Любовь! Со стоном прочь я отгибался вновь… Душа быть мертвой — сумрачно привыкла, Тот облик мой, как облик гробовой, В вечерних далях реет предо мной. 10. Женя В вечерних далях реет предо мной И новый образ, полный женской лени, С изнеженной беспечностью движений, С приманчивой вкруг взоров синевой. Но в ароматном будуаре Жени Я был все тот же, тускло-неживой; И нудил ропот, женственно-грудной, Напрасно — миги сумрачных хотений. Я целовал, но — как восставший труп, Я слышал рысий, истерийный хохот, Но мертвенно, как заоконный грохот… Так водопад стремится на уступ, Хоть страшный путь к провалу непременен… Но каждый образ для меня священен. |
