<1912> В ресторане («Вспоминаю под жалобы скрипки…») Вспоминаю под жалобы скрипки, В полусне ресторанных огней, Ускользающий трепет улыбки — Полудетской, желанной, твоей. С тихим вальсом, знакомо печальным, В темный парк ускользают мечты. Липы дремлют в наряде венчальном, И во мгле улыбаешься — ты. Этот вальс, этот зов, эти звуки — Возвращает и годы и дни. Я целую дрожащие руки, Мы — во сне, мы — в тени, мы — одни. Вижу вызовы дерзкого взгляда, Вижу алые губы, как кровь… Ах, не надо, не надо, не надо, Душу снова качает любовь. Неподвижны у стойки лакеи, Искры брызжет вино и хрусталь… Мы идем по вечерней аллее В непостижно-прозрачную даль. Все безжалостней жалобы скрипки, Все безумней взлетают смычки… Ивы темные нежны и гибки Над лукой потемневшей реки. 1911 После ночи… После ночи свиданья любовного, Тихой улицей, тающей тьмой, В упоеньи восторга греховного, Возвращаться неспешно домой. Проходя тротуарами темными, Помнить, в ясном сиянии грез, Как ласкал ты руками нескромными Горностай ее нежных волос. Чуя в теле истому палящую, Слыша шаг свой в глухой тишине, Представлять ее, дремную, спящую, Говорящую «милый» во сне. И, встречая ночную прелестницу, Улыбаясь в лучах фонаря, Наблюдать, как небесную лестницу В алый шелк убирает заря… 1904 По торжищам По торжищам влача тяжелый крест поэта. Я. Полонский Романс Ты приходил ко мне, холодный, С жемчужным инеем в усах. В вечерний час, со смертью сходный, Твой лоб, твои глаза и щеки Я грела в маленьких руках. О, как мы были одиноки, Вдвоем, и в мире и в мечтах! Ты приходил ко мне, весенний, Обвеян запахом листвы. И в час, когда прозрачны тени, Я целовала абрис милый Твоей склоненной головы, А древняя луна скользила По кругу древней синевы. Ты приходил ко мне, усталый От зноя, в пыльный летний день. Твой рот, страдальческий и алый, Я целовала, берегла я Твою тоскующую лень. Пока, все думы погашая, Не проникала в окна тень. Настала осень; дождь протяжный Шумит в ленивой тишине, А ты, весь радостный, весь влажный, Осенних астр цветную связку Несешь кому-то, но не мне… И вечер грустно шепчет сказку О невозвратном, о весне… <1910> Портрет («Ей лет четырнадцать; ее глаза…») Ей лет четырнадцать; ее глаза Как на сережке пара спелых вишен; Она тонка, легка, как стрекоза; И в голосе ее трав шелест слышен. Она всегда беспечна, и на всех Глядит прищурясь, скупо, как в просонках. Но как, порой, ее коварен смех!.. Иль то — Цирцея, спящая в пеленках? Она одета просто, и едва Терпимы ей простые украшенья. Но ей бы шли шелка, и кружева, И золото, и пышные каменья! Она еще ни разу алых губ В любовном поцелуе не сближала, — Но взгляд ее, порой, так странно-груб… Иль поцелуя было бы ей мало? Мне жаль того, кто, ей вручив кольцо, В обмен получит право первой ночи. Свой смех она ему швырнет в лицо, Иль что-то совершит еще жесточе! 1910 На горячем песке На горячем песке, пред ленивым прибоем, Ты легла; ты одна; ты обласкана зноем. Над тобой небеса от лучей побледнели. Тихо миги проходят без цели, без цели. За тобой на откосе спокойные сосны. Были осени, зимы, и вёсны, и вёсны… Море мирно подходит с ленивым прибоем. Этим морем, мгновеньем, покоем и зноем Хорошо упиваться без дум, без загадок. Час дремотный на взморье так сладок, так сладок. Быть как волны, как солнце, как миги, как вёсны… Полдень жжет, море вкрадчиво, пламенны сосны, Небеса в высоте от лучей побледнели… Жизнь неслышно проходит, без цели, без цели… Декабрь 1909 — январь 1910 Дождь в городе Дождь окрасил цветом бурым Камни старой мостовой. Город хмур под небом хмурым, Даль — за серой пеленой. Как в стекле, в асфальте влажном Стены, облака и я. Чу! бежит, с журчаньем важным, Пенно-желтая струя. Глухо пусты тротуары, Каждый дом и нем и глух… Дождь над миром деет чары, Дождь заклятья шепчет вслух. Как черны верхи пролеток, Лакированных дождем! — Промелькнули двух кокоток Шляпы под одним зонтом. |
