Август 1910 К моей стране Моя страна! Ты доказала И мне и всем, что дух твой жив, Когда, почуяв в теле жало, Ты заметалась, застонала, Вся — исступленье, вся — порыв! О, страшен был твой недвижимый, На смерть похожий, черный сон! Но вдруг пронесся гул Цусимы, Ты задрожала вся, и мнимый Мертвец был громом пробужден. Нет, не позор бесправной доли, Не зов непризванных вождей, Но жгучий стыд, но ярость боли Тебя метнули к новой воле И дали мощь руке твоей! И как недужному, сквозь бреды, Порой мелькают имена, — Ты вспомнила восторг победы, И то, о чем сказали деды: Что ты великой быть — должна! Пусть ветры вновь оледенили Разбег апрельский бурных рек: Их жизнь — во временной могиле, Мы смеем верить скрытой силе, Ждать мая, мая в этот век! 1911
Для всех Альбом походит на кладбище, Для всех открытое жилище. Е. Баратынский Памяти В.Ф. Комиссаржевской Как Мелизанда, и ты уронила корону в глубокий родник, Плакала долго, напрасно клонила над влагой прозрачной свой лик. Встретил в лесу тебя рыцарь суровый, пути потерявший ловец. Странницей грустной нежданно пленился, другой тебе подал венец. В замок угрюмый, старинный, старинный он ввел, как царицу, тебя, Чтил он твой взор и твой голос певучий, тебе поклонялся, любя. Но ты бежала от всех поклонений, с тоской о чудесном, ином… Кто же сразил тебя ночью, жестокий, тяжелым и острым мечом! Рыцарь суровый, над телом погибшей и руки ломай, и рыдай! Верим мы все, что открыт Мелизанде желанный и радостный рай. 1910 К.Д. Бальмонту («Как прежде, мы вдвоем, в ночном кафе…») Как прежде, мы вдвоем, в ночном кафе. За входом Кружит огни Париж, своим весельем пьян. Смотрю на облик твой; стараюсь год за годом Все разгадать, найти рубцы от свежих ран. И ты мне кажешься суровым мореходом, Тех лучших дней, когда звал к далям Магеллан, Предавшим гордый дух безвестностям и водам, Узнавшим, что таит для верных океан. Я разгадать хочу, в лучах какой лазури, Вдали от наших стран, искал ты берегов Погибших Атлантид и призрачных Лемурий, Какие тайны спят во тьме твоих зрачков… Но чтобы выразить, что в этом лике ново, Ни ты, ни я, никто еще не знает слова! 1909 Париж Признание Моя дорога — дорога бури, Моя дорога — дорога тьмы. Ты любишь кроткий блеск лазури, Ты любишь ясность, — и вместе мы! Ах, как прекрасно, под сенью ясной, Следить мельканье всех облаков! Но что-то манит к тьме опасной, — Над бездной сладок соблазнов зов. Смежая веки, иду над бездной, И дьявол шепчет: «Эй, поскользнись!» А над тобою славой звездной Сияет вечность, сверкает высь, Я, как лунатик, люблю качаться Над темным краем, на высоте… Но есть блаженство — возвращаться, Как к лучшей цели, к былой мечте. О если б снова, без слез, без слова, Меня ждала ты, тиха, ясна! И нас простора голубого Вновь грела ясность и глубина! Я — твой, как прежде, я — твой вовеки Домой вернувшись из чуждых стран… Но, покоряясь Року, реки Должны стремиться в свой океан. 7 января 1912 Посвящение («Мой факел старый, просмоленный…») Мой факел старый, просмоленный, Окрепший с ветрами в борьбе, Когда-то молнией зажженный, Любовно подаю тебе. Своей слабеющей светильней Ожесточенный пламень тронь: Пусть вспыхнет ярче и обильней В руках трепещущих огонь! Вели нас разные дороги, На миг мы встретились во мгле. В час утомленья, в час тревоги Я был твой спутник на земле. Не жду улыбки, как награды, Ни нежно прозвучавших слов, Но долго буду у ограды Следить пути твоих шагов. Я подожду, пока ты минешь Над пропастью опасный срыв И высоко лампаду вскинешь, Даль золотую озарив. Как знак последнего привета, Я тоже факел подыму, И бурю пламени и света Покорно понесу во тьму. 1911 В ответ на одно признание Ты обо мне мечтала в годы те, Когда по жизни шел я одиноко, И гордо предан огненной мечте О женщине безвестной и далекой. Когда любви я отдал бы себя Вполне, без меры, яростно и слепо, Когда, священную любовь любя, Я верен был ей в сумраке вертепа. О если б ты тогда пришла ко мне С своей душой, свободной и мятежной, Так жаждущей гореть в живом огне, Неукротимой, исступленной, нежной! Какую сказку сотворили б мы Из нашей страсти! новый сон Эдгара! Она зажглась бы, — как над миром тьмы Торжественное зарево пожара! Какие б я слова нашел тогда, В каких стихах пропел бы гимны счастья! Но розно мы томились те года, И расточали праздно, навсегда, Двух душ родных святое сладострастье! |
