— Должно быть, они умеют обтяпывать такие дела, — усмехнулся я.

Отзынь хмыкнул, вкладывая в этот звук значение «supongo», [485]чиркнул старенькой «зиппо». Я почувствовал, что Ана, которая находилась в другом конце приемной, поедает его взглядом, словно говоря: сэр, это зона для некурящих, но, как ни удивительно, она не устроила ему выволочки.

— Хочется разобраться с этим волосатым, — заявил я.

Я давно вынашивал планы мести. Не мог забыть Гарсия Торреса, офицера, который носил большую бороду, того, кто распорядился убить моих родителей.

Отзынь выдохнул и взглянул на потолок, давая понять: он уверен, что АР подслушивают и даже, вероятно, записывают все, что мы делаем аудио-, видео- и биохимическим способами. Дым от сигареты поднялся вверх и собрался в удлиненном канале стрельчатого свода, как туман над рекой.

— Мне все равно, — буркнул я. — Я должен сделать это.

— Если ты до сих пор так переживаешь, то надень на себя ECA и иди к нему в дом, — сказал Отзынь.

Он имел в виду вакуумную бомбу — по-испански «explosivo combustible-aire».

— Видишь ли, я хочу быть уверенным, что дело выгорит. И потом, я теперь богатый трус. Пора потратить денежки на эту проблему.

— Ну, посмотрю, что удастся узнать.

— Я хочу, чтобы ему было больно, — твердо произнес я.

Некоторое время назад я решил: пусть ГТ знает, что его убьют.

Люди, которых взрывают или приканчивают выстрелом в спину, даже не успевают понять, что случилось. Так что какой в этом смысл?

— Слушай, давай не все сразу, — протянул Отзынь.

— Нет, серьезно, сколько, по-твоему, мне понадобится денег?

— Пять долларов.

— Отлично.

— И что касается меня, то я не буду этим заниматься. — Он глубоко затянулся, спалив разом чуть не половину сигареты, а окурок загасил о ручной огнетушитель.

— Тебе вовсе незачем этим заниматься, — заверил я. — Я хочу, чтобы ты был жив-здоров и помог мне в нашем деле.

Надеюсь, через девять месяцев мир не перестанет существовать, подумал я. Чтобы я мог осуществить свою страшную месть. А потом — хоть потоп.

В дальнем углу кто-то зажег лампу. Я заметил, что дождь прошел. Сумерки сгущались. Отзынь откинулся назад и закрыл глаза — я помнил эту его привычку. Я встал и засеменил к мониторам. Экран показывал, что до часа Ч осталось 5.49. А там — поехали. Скоро пора начинать тестирование, подумал я.

Ко мне подошла Марена.

— Пойдем прогуляемся, — пригласила она.

— С удовольствием, — пробормотал я.

Появилась Ана и что-то шепнула на ухо Марене, явно предупреждая: гляди, мол, в оба, чтобы этот не сбежал. Я повернулся к двери. «Я за ним присмотрю», — наверное, ответила ей Марена.

Я откинул клапан на дверях и вышел, Марена — за мной. Держит меня на шестифутовом поводке. Словно у меня не было локатора в ухе. Будто я мог удрать отсюда. Ну, впрочем, их трудно упрекать. Я стал крупнейшим вложением, какое кто-либо из них делал в жизни. Миллионы и миллионы долларов потрачены, чтобы всего лишь пройтись электрическим гребешком по лобной части коры моего мозга.

Марена обогнала меня и по оленьей тропе направилась к речке. Я собирался вытащить фонарик из одобренного аровцами комплекта выживания, но передумал — еще не окончательно стемнело. Тропинка вилась между тоненькими корявыми стволами, и шагать по корням не составляло труда. Кстати, такое деревце называется ишнич’и’цотц, что означает palo de colmillos murciélago, «дерево клыкастой летучей мыши» — у его маленьких плодов есть по два похожих на клыки шипа. Они-то и дали имя древнему городу Иш. Земля под моими высокими ботинками хлюпала от влаги. В излучине реки под кронами уорреновские парни спрятали лодочку, перевернув ее днищем вверх, и я сел на нее. Я еще различал очертания предметов, но вода казалась черной. Ширина реки была здесь не больше десяти ярдов, а потому эта чернота не пугала. Хор насекомых смолк, но возникло ощущение, будто чего-то не хватает.

Марена уселась рядом со мной, но не вплотную. Я на это почти не обратил внимания, что совсем на меня не похоже.

— У вас все в порядке? — спросила она.

— Вполне, спасибо, — сказал я, но голос мой, вероятно, прозвучал отчужденно и сухо.

Она прикоснулась к моему плечу и тут же убрала руку.

— Вы слишком глубоко дышите, — заметила она.

— Вообще-то обычно у меня поверхностное дыхание.

— Вы уже купались? — поинтересовалась она.

— Нет.

— А я ходила сегодня утром. Здорово. Майкл говорит, что крокодилов тут нет. И пираний.

— Резонно, — ответил я. — Пираньи обитают чуть не на другом континенте.

— Отлично. — На Марене было что-то надето сверху и снизу, и она вывернулась из того и другого. Опа. Quieto. [486]

— Извините, не хотела вас смутить.

— Нет-нет, — промямлил я, стараясь не таращиться на нее, но и не отворачиваться, потому что это выглядело в равной мере глупо. — Я никогда не смущаюсь.

— Только не берите ничего в голову.

Балансируя по очереди на одной, потом на другой ноге, она стащила с себя узкие, едва ли что прикрывающие трусики. Тело у нее было привлекательно на азиатский манер — миниатюрное, чуть пухленькое, округлое, и она двигалась с этакой евроаристократической небрежностью, как… Господи, да вырасти ты уже наконец, мы здесь все взрослые. Волосы у нее на лобке росли редко, не похоже, чтобы ей приходилось их сбривать.

— Да никогда в жизни, — проскрежетал я.

Слишком поздно отворачиваться. Это означало бы, что я проиграл. Поэтому я сунул в передний карман руку, протертую «клинексом», чтобы так незаметненько высвободить из пут мой мощный verga, [487]но она увидела мое движение.

— Не смущайтесь — у многих мужчин возникает эрекция, когда они видят меня обнаженной.

Ее соски зазывно торчали в сером свете, словно миниатюрные трюфельки от «Мезон дю Шокола». [488]

— Безусловно, ведь… это естественно, и биологически…

Она, осторожно ступая, прошла на цыпочках и исчезла под водой. Я воспользовался моментом, чтобы поправить орудие в штанах. Оно меня вгоняет в краску, ведь по прошествии двухсот миллионов лет с того времени, как мы отделились от членистоногих, во всех человеческих телах (точнее, в половине) работает одна гидравлическая мышца, догадайтесь какая. Этакий автоматический кузнечик — чуть что, и скакнул. Женщины — млекопитающие, а мужчины — насекомые. Из воды показались ее голова и плечи.

— Ах, как это освежает, — проговорила ее голова.

— Худшее, чего можно опасаться в этих местах, это крупных каймановых черепах, — сказал я. — Хотя пиявок тоже нужно побаиваться.

— Ерунда, — засмеялась она. — Ну а вы — трусите?

— Я…

— Постойте, надо закрыть вопрос о сексуальных домогательствах. Дела тут обстоят так: вы работаете по контракту, а технически не я ваш наниматель.

— Ну да, — сказал я, — об этом не стоит беспокоиться…

— Однако вы могли бы добиться моего увольнения, хотя не думаю, что в нынешних условиях я бы сильно взволновалась, напротив, была бы рада обрести достаточно душевного равновесия, чтобы беспокоиться о подобных вещах…

— Пожалуйста, выбросьте это из головы, — попросил я.

Приведет ли наша прогулка к чему-нибудь по-настоящему интересному? Я несколько недель думал о Марене, а тут вдруг испугался, когда настал момент…

— Давайте, — сказала она, — смотрите, какая вода — она темная.

— Приятная, темная и глубокая.

— Да, как я. Ну же, не будь ослом.

— Ммм. Ничего, если я останусь в одежде?

Странно разговаривать с головой без тела в сгущающейся тьме.

— Нет, вы должны обнажить тело, как обнажили душу.

— А что, если появится Гулаг и убьет меня?

— Вы имели в виду Гргура? — спросила она.

— Да. Прошу прощения. Это значит что-то типа Трога, [489]Грота или какого-нибудь пещерного человека?