Кох взяла новый миртовый факел и сунула его в жаровню — он загорелся желтовато-зеленым пламенем. Она вставила его в держатель. Свет заплясал на ее темной щеке.

В какой миг Кох переменила решение, я не заметил. Неужели ее убедил я? Теперь, когда дело сдвинулось с мертвой точки, я не был в этом уверен. У меня возникло ощущение, что я тут ни при чем. Да, я предоставил ей кое-какую новую информацию, а госпожа Кох оказалась достаточно сильной, чтобы на этом основании передумать. Я чувствовал себя вымотанным. Она открыла одну из корзинок, вытащила оттуда тонкую, длинную сигару зеленого цвета, откусила кончик с четверть дюйма и прикурила от факела, потом затянулась, выпустила дым в пяти направлениях и сказала:

Она нагнулась и сильно выдохнула. Большой клуб дыма окутал корзинку. Кох подождала минутку, подняла крышку и вытащила плетенку меньшего размера. Прутья были редкими, и я увидел нечто белое, имеющее форму сердечка. Ага, это гнездо небольшой колонии тропических ос. Я не успел проследить взглядом за движением Кох — она сунула внутрь левую руку, длинными ногтями (большим и шестым пальцами) ухватила толстую золотисто-зеленую матку и положила ее в середину маленького блюдечка. Двухдюймовая оса с большим брюшком и торчащим яйцекладом вращала крупными глазами. Крылья ей кто-то оторвал. Сверху опустился указательный палец Кох и прижал насекомое к блюдцу в месте сочленения брюшка и грудки. Оса, хотя дым и ввел ее в состояние ступора, пыталась уползти, ее ножки скользили по ровной поверхности. Кох, действуя ногтями как ножницами, отсекла осиную голову — та упала на блюдце, ее челюсти продолжали двигаться. Затем госпожа ухватила жало и яйцеклад и вырвала их из брюшка жертвы. Вместе с ними отделились маленький мешочек с ядом, пара прозрачных, похожих на бусинки яичек, несколько желтых волосков и обрывки хитина. Кох подвинула их к краю блюдца. Потом она оторвала одну из шевелящихся ножек (правую переднюю, кажется), бросила ее на второе маленькое блюдце и подтолкнула его ко мне.

Кох подняла пятиногое, безголовое насекомое, продолжающее сопротивляться, сунула себе в рот, дважды смяла зубами и проглотила. Я медлил.

Давай же, Джед. Не трусь. Я подцепил ножку, покатал ее, как идиот, на ладони, словно она могла подпрыгнуть и вонзиться мне в глаз. Так. Я положил ее на язык. Ножка барахталась, но я быстренько ее перекусил и проглотил. Кох протянула мне сигару, видимо в качестве закуски. Я сделал большую затяжку. Табак был суховатый и слегка пряный, но вовсе не плохой. Я не знал, что делать с сигарой дальше, и она осталась у меня в руке. Вернулась карлица и выложила на крышку жаровни набор корзиночек, кувшинчиков и маленьких блюдец, словно мы собирались пить дневной чай. Мне уже и без того казалось, что рот у меня больше головы.

Кох заговорила:

Я выдавил из себя ответ, с трудом ворочая языком, который стал большим и вялым:

«Ну и как у меня получилось? — мысленно спросил я у Кох. — Нормально? Или ты хочешь услышать это еще и на латыни?»

Кох неторопливо сделала жест: «Принято». Ее темная рука описала плавную траекторию в воздухе. Все медленнее и медленнее, а потом и вовсе зависла над бедром. Чудн о , подумал я. Я посмотрел на часы, вернее, начал переводить взгляд. Это опять разрушающий время порошок Старого Солильщика, понял я. Хронолитический. Только гораздо более сильный, чем в прошлый раз… Ого, вот оно. Мои зрачки наконец повернулись в нужную сторону. Ароматический шарик выгорел наполовину, но я его различал смутно — карлица, вероятно, повесила над ним полоску сетчатой ткани… нет, пардон, ошибочка, мне мешал неподвижный клуб дыма… Это все из-за порошка. Я услышал, как Пингвиниха что-то шепчет, и посмотрел на Кох. Мои глаза представлялись мне гранитными сферами, которые ворочаются в смазанных маслом гнездах. Кох подняла ладонь: «Ждать, не двигаться». Такой же жест использовали в клане Гарпии во время охоты или налета на соседей, если нужно было, чтобы все замерли.

Кто-то за стеной свистнул. Карлица, переваливаясь с ноги на ногу, вышла. Шажок… долгая минута… еще шажок. Кох встала. У меня возникло впечатление, будто передо мной медленно вздымается гора, выталкиваемая наверх сдвигом тектонических плит. Госпожа повернулась ко мне и поправила свою накидку. Ничего себе, подумал я. Какая она высокая! Гораздо выше майяских женщин, может, даже меня, то есть Чакала, парня довольно крупного. Я, нарушая все правила, наблюдал за ней. Под квечквемитлем [677]Кох казалась тоньше. Большинство солнцескладывателей худощавы, но она, пожалуй, слишком худа. Госпожа сделала четыре шага и опустилась на колени посередине комнаты лицом к двери. Я отнюдь не балетоман, но давным-давно я видел Рудольфа Нуреева в «L’Apres-Midi d’un Faune» [678] — во всех его движениях, в малейшем жесте, сквозило высокомерие: я, мол, всё, а вы — ничто. В манерах госпожи Кох я заметил нечто похожее. Только это не так бросалось в глаза.

Я вывернул назад голову. В маленьком дверном проеме появились плечи и голова, плавно взмыли вверх, опустились и застыли — человек остановился. Я напряг зрение, и постепенно, словно туманность в большом телескопе, его фигура проявилась. Это был высокий мужчина в темной накидке, с копной волос, как у накома, и кожей, натертой серым пеплом. Его опознавательные знаки я не мог разглядеть, но от него исходил кошачий мускусный запах. Я узнал его: так пах искусственный мускус, приготовляемый из Mimulus inoschalus, [679]им пользовались ишианские Оцелоты низшего сословия. Значит, вошедший принадлежал к противоположному лагерю, дому Пумы, возможно, к приемному клану, который прислуживал им в качестве священнослужителей. Он проговорил шепотом что-то неразборчивое, и Кох ответила ему на том же языке. Не понимаю, подумал я. Скажи это на бробдингнегском. Он медленно приблизился к Кох, сделав пять небольших шажков. Та не шелохнулась.

Мне не понравилась эта сцена. Более того, у меня от нее мурашки по коже поползли. Пума пошарил у пояса. Ну уж нет, подумал я. Он вытащил маленький мешочек, развязал узел — не иначе тайный рыболовный — и что-то извлек. Что именно, я не рассмотрел. Кох подалась вперед и открыла рот. Пума положил ей на язык какое-то зелье, она откинулась назад и начала жевать.