Мне кажется, она презирала маму за меня - и за её прошлое. Как всякий человек, ничего не смыслящий в жизни, Ольга думала, что знает всё. И имеет право судить. Я думаю, она никогда особенно не ревновала родителей ко мне, потому что это было верхом бессмысленности. Моя сестра - она всё прекрасно понимала. Она знала гораздо больше, чем я.

Чтобы меня хоть раз ударили в детстве? Да никогда! У нас была идеальная семья.

Как я представляла своего настоящего отца? Ну конечно же властным, сильным и красивым, а ещё и мудрым, наверное. Но здравый смысл и логика подсказывала, что если бы он на самом деле был таким, мама никогда бы не ушла от него обратно к своему второму мужу. А она ушла - тут не надо быть экстрасенсом. Возможно, он был каким-нибудь смазливым актёришкой из погорелого театра или завалявшейся экс звездой. Всё же интересно, почему моя мама - взрослая умная женщина - бросила всё и бросилась к нему. Ну допустим, опостылевшие будни, новизна новых отношений... Вселенский разум, мы же цивилизованные люди! И каждый знает массу способов того, как можно получить удовольствие и не иметь последствий. Мне всегда казалось, что детей заводят, когда и правда любовь. "Родной, я хочу, чтобы наши дети были похожи на тебя". А если актёришка из погорелого театра - какие ко всем демонам дети?

Ошибки юности? Что ещё за глупость. Таких здравомыслящих людей, как моя мама ещё поискать. Не найдёшь.

Я путалась в этой истории, я не понимала и боялась спросить.

Хотя нет. Однажды я всё-таки спросила у неё, кто мой настоящий отец. Она была на кухне и очень сосредоточенно резала помидоры для салата. У неё на руках были тонкие резиновые перчатки - чтобы не испортить маникюр. Она бросила несчастный недокрошенный помидор и посмотрела на меня так, что мне захотелось провалиться на месте. Это было то самое мгновение, когда я впервые почувствовала её боль - настолько острую и безысходную, что мне самой захотелось закричать. Но я промолчала. И промолчала она.

Мы никогда больше не возвращались к этой теме.

А они с её мужем - возвращались. Раз от разу их скандалы становились всё громче и страшнее. Ольга играла в свою любимую игру под названием "На самом деле я - бесчувственное бревно", хотя, я знала, в её душе бесновался целый тайфун эмоций. Я не знала, что мне делать.

Я знала только то, что если бы не я, он бы давно забылся. Но я была живым напоминанием. Её муж меня ненавидел. Он, наверное, любил её и вправду сильно, но по-своему. Я не понимаю ни его, ни её, вопреки тому, что мне очень хочется наконец всё понять и простить.

Я никогда не пыталась искать своего настоящего отца и даже не забивала себе голову такими мыслями. Зачем? Просто чтобы взглянуть ему в глаза и спросить: "Зачем?". Зачем? Чтобы наткнуться на очередную каменную стену, в которой нет дверцы для меня. Чтобы наткнуться на очередную чужую жизнь, наполненную незнакомыми мне чувствами и переживаниями, до боли далёкими и до слёз чужими. Чтобы он с непониманием посмотрел мне в глаза, наверное, глаза, доставшиеся мене от него, и раздосадовано улыбнулся. У него хватало проблем и без меня. Кому нужна чужая боль?

К тому времени я настолько запуталась в себе и в окружающих, что единственным способом развязать этот узел был мой уход.

Сейчас всё устроилось, и я уже очень редко вспоминаю, как тяжело было в начале. Мне не хочется думать о том, что за много километров от меня по-прежнему живут моя мама, её первый муж и Ольга. Машины по-прежнему отвозят маму к ученикам. Время ни сколько не испортило её красивое лицо и изящную фигуру. А Ольга по-прежнему сидит дома, гадая, кем бы ей стать. Надеюсь, мама и её муж ругаются реже, с тех пор как я уехала.

Раньше мне не приходило в голову пытаться что-то изменить в моей настоящей жизни. Во всяком случае, у меня есть всё, что нужно для счастья: Яна и любимая работа. Я не хочу влезать в чужие судьбы и пытаться навязать кому-то свою боль. У меня теперь есть работа, Яна и Сабрина, которая всё же вернулась.

Дверь на кухню осторожно прикрылась снаружи, а потом с треском распахнулась. На пороге стояла Маша с очень загадочным выражением лица. Она театрально окинула взглядом комнату, как будто примеривалась к покупке кастрюльки на плите и чашек в буфете.

- Так, - она схватилась за полотенце. - Что это у вас такое? И почему оно здесь висит? И что вы делали ночью с тридцать первого на тридцать второе? Спали? Как вы смели спать ночью!

Она всплеснула руками, так что полотенце хлестнуло по обеденному столу.

- Всё это очень подозрительно, - добавила она, в глубокой задумчивости потирая переносицу. - Что же вы мне так мало вещдоков накидали? Нет, и как в таких условиях вообще работать? Пока не накидаете, следователя вообще можете не звать. Взяли моду!...

Она упала на стул и отпила из чашки остывшего чаю. Рядом давилась беззвучным смехом Яна. Она опрокинула чашку с кефиром на себя и побежала в ванную отмываться, всё ещё издавая сдавленные смешки.

- Пародии на саму себя? - негромко произнесла Сабрина, когда они с Машей остались наедине. - Рассказывай, что произошло.

- Ничего, с чего ты это взяла? - Маша между делом подцепила со стола солонку и спрятала её в холодильник.

- Да, с чего бы я... - Сабрина побарабанила пальцами по столу. - В общем, выкладывай. И соль вынь.

- Какую соль? - нахмурилась Маша и пошарила рукой по полочке. - Демоны, опять она куда-то пропала. Ладно, я спать, наверное. Устала. Соль утром поищу.

Сабрина проводила её взглядом до дверей, выслушала вопль Маши, которая в темноте, как обычно, свернула стул, и только тут Сабрина заметила на столе чёрное тельце мобильного. Она хотела позвать подругу, но не решилась её беспокоить. Маша и так вела себя слишком странно. Последний и единственный раз это было ещё на четвёртом курсе. Когда Маша ушла от Алекса. Она забывала приходить на лекции, по несколько раз возвращалась в комнату за оставленными вещами, одну лекцию даже просидела с другим факультетом, не уловив разницы.

Она не плакала, не билась в истерике, так и не рассказала о постигшей её драме. Она только ставила соль в холодильник, чем смешила всё общежитие. Она оставляла телефон на кухне, а потом, ночью, возвращалась за ним и по нескольку часов сидела за казённым общежитским столом, глядя в экран мобильного, словно пытаясь разглядеть там знамения из будущего.

Но Сабрина не хотела, чтобы всё это повторилось ещё раз. Как будто назло её мыслям, мобильный зазвонил. Приглушённый голос легенды рока завёл свою волынку о том, кто убил императора, и Сабрина вынуждена была признать, что песенка в самый раз. Она улыбнулась - одними губами - когда увидела имя звонившего. Маша даже не потрудилась стереть его номер, поставить в чёрный список. Зачем? Может, всё ещё лелеяла надежду на то, что человек, которого она любила, вернётся? Сабрина не испытывала никаких надежд по этому поводу. Император мёртв, да здравствует император!

- Слушаю, - она отошла к окну, прижимая телефон к уху. Сабрина оглянулась на дверь: Маша не собиралась влетать в комнату и пылать праведным гневом. - Слушаю, говорите.

Она повторила, потому что кроме хриплого дыхания по ту сторону телефона не слышалось ничего.

- Маша? - осторожно вопросил её невидимый собеседник. Его голос дрожал. Сабрина была готова поклясться своей катаной.

- Значит так, маньяк-любитель, - оборвала его испуганно-романтический настрой Сабрина. - Если ты ещё раз позвонишь Маше, я тебя убью. Даже не посмотрю на то, что природа тебя и так обидела.

Алекс испугался, это было понятно по затравленному молчанию, воцарившемуся в трубке. Затёртое в разных литературных жанрах слово "убью" приобрело в устах наёмной убийцы свежий оттенок. Она сказала "убью" - и как будто провела по его горлу ножом. Не сильно, оставив лишь тонкую алую полосу, но он знал - это не конец. Он поверил ей, не мог не поверить. Сабрина никогда не произносила это слово в переносном смысле.