Маше захотелось сказать Герману что-нибудь утешительное, что-нибудь такое, от чего хмурое небо прорежется солнечным лучиком. Как назло, в голове остались только глубокомысленные сентенции о воле высших сил, поэтому она спросила:
- Внимательно изучил материалы дела?
- Да, я вот даже для примера составил план опроса...- он слегка оживился и заёрзал на заднем сиденье, поправляя на коленях кожаную папку, которой пытался отгородиться от строгого начальства.
- Приходилось общаться с убитыми горем родственниками?
- На практике пока нет.
- Замечательно. Сейчас попробуешь, - демонически усмехнулась Маша.
- Может быть, я послушаю, как вы...
- Я посижу рядом. Обещаю выручать, если они драться полезут, - она беззлобно рассмеялась. Дождь пошёл сильнее, и пришлось включать дворники.
Она остановила машину рядом с двухэтажным особняком, больше напоминающим баржу, чем прогулочный лайнер. Ежась и поглядывая на сердитое небо, Маша приблизилась в высокой кирпичной ограде, нажала на кнопку звонка.
Дождь шуршал по немногочисленным листьям, которые ещё сохранились на деревьях, оставлял дрожащие круги на лужах. Когда по ту сторону глухой ограды послышались шаги, Маша уже порядком продрогла.
- Вы, наверное, из Центра? - сразу же догадалась молодая девушка с заплаканными глазами, отворившая тяжёлую металлическую дверь. - Входите.
Следом за ней Машей прошла по дорожке между клумбами с увядшими цветами. Края клумб были украшены причудливыми ракушками, которые чисто вымыл дождь. Дверь дома распахнулась гораздо раньше, чем они к ней подошли. Оттуда пахнуло теплом и ароматом груш. На порог вышла полная женщина. Черты её лица были мягкими, словно на скорую руку вылепленными из теста, глаза смотрели не зло.
По тем командам, которые она отдала высунувшейся было в сад детворе, Маша догадалась, что это и есть хозяйка дома.
- Здравствуйте, - она отошла в глубину прихожей, пропуская гостей.
Половину просторной комнаты занимали корзины с грушами. Плоды были такие ароматные и румяные, что Маша едва удержалась от соблазна схватить один, хотя была совершенно не голодна.
Кухня вызвала в ней странное сомнение - а точно ли они не выехали за пределы Нью-Питера? Тонкая кружевная скатерть, вышитые прихватки, вышитые декоративные шляпки на баночках с вареньем, мужчина, сидящий у окна в плетёном кресле-качалке - всё это навевало мысли скорее о деревенском домике. Казалось, вот-вот закричит петух или залает собака.
Только серый дождь за окном портил идиллию. Мужчина сложил газету, которую читал, и придвинул своё кресло к столу. Маша и Герман устроились на предложенных стульях за большим обеденным столом. Пока молодая девушка - видимо одна из дочерей хозяев - готовила всем чай, Маша кивнула оперативнику. Мол, не плоди молчаливых минут. Но инициативу из его рук быстро перехватила хозяйка.
- Мы вам вот что сказать хотим, - она бросила быстрый взгляд на мужчину. - Лот, давай ты расскажи, ты глава семьи всё-таки.
- Так вот... - глава семьи неторопливо помешал ложечкой в своей чашке.
- Вита у нас очень хорошая девочка была, - перебила его жена, утирая глаза уголком цветастого фартука. - Никогда бы она сама до такого не додумалась. Это он её всему научил, он всё придумал. Моё сердце материнское всегда чуяло - не к добру их союз, ничего хорошего и не вышло. Я отговаривала её в тот раз идти к нему, а она упёрлась. Люблю - не могу, да разве же её переубедишь. Ну, Лот, что ты молчишь? Скажи, скажи. Твоё слово значимее.
- Вот так и вышло... - важно выдал он, не отводя глаз от золотых искорок, пляшущих на тёмно-коричневой глади чая.
Золотые искорки отбрасывала люстра с оранжевым абажуром.
- Нужно было её силой не пускать, да что уж теперь об этом думать! - горестно махнула рукой женщина. - Я думала, перебесится, потом сама поймёт, что глупости делает. Молоденькая же ещё совсем, пятнадцать лет всего.
- Да... - протянул Лот.
Маша сочувственно кивала, переводя взгляд с одного на другого. Вмешаться с вопросами не то, что Герман, она сама не могла, настолько плотно сбитым оказался разговор. Маша грела руки о чашку с чаем и в её голове то и дело начинали бродить мысли, работы не касающиеся вовсе.
Зорг обещал, что заберёт её в мир магов. Отчего-то его признание не так сильно удивило Машу. Гораздо больше взволновало другое - каким чудом Орден прошёл мимо, не узнал, не уничтожил, ведь у него были все возможности это сделать. Жизнь показалась Маше цепочкой случайностей и роковых стечений обстоятельств.
Берёг её Вселенский разум или просто шутил в привычной для него манере - этого не узнать. Только время расставит всё по своим местам. Дочь императора, та самая пропавшая Орлана... Могла ли она когда-нибудь даже думать о таком? Могла, пугаясь своих мыслей и стараясь не уходить в мечтах слишком далеко. Маша едва не вздрогнула от голоса Германа и заставила себя сосредоточиться.
- Она раньше говорила о суициде? Может быть, в ссоре или в шутке? Или угрожала это сделать, что если вы не позволите им встречаться? - его пальцы дрожали, Маша видела это и то, как Герман сцепляет их в замок, чтобы это не было заметно.
Оба родителя уставились на него с торжественным недоумением.
- Нет, никогда такого не было, - покачала головой хозяйка дома. - Она всегда молчала, если я ей что-то высказывала. И из дома уходила молчком. Последнее время от неё вообще стало слова не добиться. Раньше всё было не так...
Она сложила на столе полные руки и опустила голову. Муж ободряюще коснулся её плеча.
- Вита стала реже бывать дома? - Герман очень подробно записывал всё в блокнот. Маша подумала, что стоит порекомендовать ему диктофон.
- Лот, скажи... Нет, она почти всё время была дома, только под вечер уходила и возвращалась всегда в положенное время. А... она же сообщение прислала, я совсем забыла, - она поднялась, чтобы дотянуться до буфета и взять оттуда мобильный телефон. Долго вертела его в руках, потом отдала мужу, - покажи. Я так и не научусь пользоваться.
Тот разобрался быстро и протянул Маше. На белом экране высвечивалось всего одно слово: простите. Последнее сообщение девушки, шагнувшей в бездну. Маша передала телефон Герману и опустила взгляд, чтобы не выдать своих чувств. Похоже, что дело и правда оказывалось банальным суицидом, не имеющим под собой маньяков-режиссеров и подталкивающих в мир Ничто злоумышленников.
Герман долго разглядывал сообщение, словно пытался найти там подтекст, потом положил телефон на стол перед собой.
- Скажите, а в последние дни она не выглядела, скажем, заторможенной, не вела себя странно? - спросил он.
Маша кивнула - молодец.
- Она очень странно себя вела в тот день, когда это произошло. Вздрагивала от любого шороха, постоянно возле окна стояла, - хозяйка помяла в руках край фартука. - В тот день ураганное предупреждение дали. Она кивала и всё говорила: да-да. А потом сказала: императрица придёт. Я не поняла, о чём это она. Нет же никакой императрицы, откуда ей взяться. Может, она что-то другое имела в виду, но объяснений я не добилась. А я вот что думаю - это он ей голову задурил, наговорил всяких глупостей. Она бы сама никогда до такого не додумалась.
В тот день и правда звучало ураганное предупреждение, но катаклизма над городом так и не разразилось. Налетел, правда, ветер, поломал несколько веток, вырвал зонты у зазевавшихся прохожих и понесся восвояси.
Родители Эрина, мага, что сбросился с моста, оказались куда менее словоохотливы, чем их друзья по несчастью. Их слова - всеобщий вперемешку с незнакомым Маше диалектом - пугали её каркающими интонациями. Отец, тот и вовсе не появлялся из дальней комнаты, пока Маша несколько раз не потребовала его к беседе. Мать зло сверкала на неё глубоко посаженными глазами.
Вместо того чтобы долго рассуждать о причинах самоубийства сына, они привели Машу и Германа в его комнату. Первое, что они увидела - надпись на окне. На полу валялась испачканная в краске кисть.
